Эльза - рассказ о временах инквизиции и ведьм. Маньяк издевается над девушкой – страшная история Читать художественные рассказы о казнях девушек

Жизнь никогда не будет прежней.

Глава 1.
Высоко в небе горела белым светом холодная луна. Звёзды искрились по небосводу. Лёгкий ветер гнал тучи и свистел в алеях на подступах к огромному замку, чернеющему в ночном полумраке. Листья огромных дубов шелестят, а скрип ветвей разносится далеко в безлюдной местности.
По двору бежит большая овчарка. Пёс охраняет свою территорию, но всё равно никто не будет настолько безумен, чтобы сунуться в это место. Никто не придёт сюда о доброй воле. Вежь в подвалах за каменными стенами скрыты камеры инквизиции. Собаки призваны лишь для видимости. Ещё никому не удавалось выбраться из заточения. И никто не избежал ужасов, что царят там. Глубоко внизу.
Молодой инквизитор спускается следом за наставником. Сегодня он уже в третий раз увидит заключённых. Среди них есть и ведьмы, и колдуны, и еретики, и многие другие, подозреваемые в самых разных преступлениях. Их было много. Обычно эти люди сидели по одному, но иногда встречались парные камеры. А в одной сидело пять человек, точнее стояли крепко прикованные к стенам.
Холод камня проникал и через плотную кожу сапог шедших людей. Юноша вздрагивал при кждом скрипе цепей в пазах и старался держаться поближе к мужчине, несущему факел. Старший инквизитор не оборачивался на спешный стук шагов мальчика.
- Сегодня мы проведём первый допрос подозреваемого. Если этот колдун не расколется и в этот раз, то придётся от слов перейти к действиям. Как бы мне не хотелось закончить это дело миром, но иногда приходится... - мужчина подошёл к одной из дверей.
В замке противно скрипнул ключ и Щёлкнул, поворачиваясь. Заскрипели давно не смазанные петли. Деревянная дверь отворилась. Юноа заглянул во мрак, который почти сразу развеял факел, уютно устроившийся в кольце в стене.
У дальней стены на железной цепи сидел мужчина. Стальной ошейник крепко держал горло. Цепь стёрла кожу до крови. Струйки красной жидкости застыли на плечах пленника. Мужчине было лет тридцать, но его волосы были совершенно седые. Мужчина был ужасно худ. Он посмотрел на вошедших соверенно потухшими глазами, бесцветными от мрака подземелья и лишений заключения.
Старший инквизтор уверенно подошёл к пленнику и, наступив на лежащую на полу руку, присел рядом с мужчиной:
- Ты ещё долго будеш упорствовать? - нехорошо блеснул глазами ингквизитор. - Если ты пережил два допроса, это не значит, что ты переживёшь остальные. Далье будет хуже, сам же знаешь.
Инквизитор поднял подбородок пленника и пристально посмотрел в глаза жертвы:
- Сегодня на пытке будет присутствовать этот мальчик. Пэтому ты всё равно скажешь, что мне нужно, - усмека мужчины стала шире.
В камеру вошли охранники и, отстегнув цепь, потащили мужчину в коридор. Он уже не упирался. Худые ноги волочились по полу. Юноша смотрел вслед.
- Что смотришь? Идём, - подтолкнул парня в спину мужчина, и они вышли в коридор.
Свет факела дрожит, метаясь по стенам и выхватывая кусочки камней. Ноги юноши едва сгибаются. Многое он уже слышал об известной на всю страну камере пыток этого замка, но ни разу ещё не бывал в ней. Да и не стремился. И сейчас он не понимал, зачем его потащили в подвал, где шаги шулко отдаются от стен и холодные сквозняки гуляют по коридорам.
Старший инквизитор толкнул дверь. Довольно просторное помещение было уже освещено факелами, ручки которых крепились в ржавые кольца по териметру. Свет был довольно слабый, но его хватало.
Первое, что увидел юноша был заключённый прикованный к железному стулу в центре комнаты. Руки узника были крепко связаны за спиной. За ним возвышался палач, придержывавший рукояткой плети подбородок мужчины.Тот сжимался и старался стать как можно меньше. От мужчины шёл такой страх, что по спине юноши пробежал холодок чужого ужаса.
Старший инквизитор приблизился к палачу и что прошептал. Стоявший у входа юноша не слышал слов, но увидел как дёрнулся мужчина, как ужас в широко распахнутых глазах стал ещё большим. Парень прикрыл глаза, чтобы на мгновение отделиться от всего происходящего. Открыть глаза его заставил голос, звучащий прямо в ухо:
- Сейчас будет твой первый допрос, Артур. Этого мужчину обвиняют в том, что он участвовал в шабаше. Мы знаем, что их было несколько. Мы задержали троих, но свидетели сказали о шестерых. Мы должны узнать, кто ещё был там. Не скажет этот, скажут другие. Раз это твой первый допрос, ты будешь спрашивать, а пытки выбирать буду я. Но ты следи и запоминай. Скоро уже сам встанешь на ноги. Итак, приступай.
Юноша вздрогнул и подошёл к стулу. На него смотрели полные нечеловеческого ужаса глаза. Парень с трудом заставил свой голос не дрожать:
- Вы... Ты должен сказать кто ещё был на шабаше, - вышло не очень уверенно, но юноша решил, что для начала сойдёт.
Мужчина произнёс внезапно высоким и неприятным голосом:
- Я уже неоднократно говорил, что не был на шабаше. Я не знаю ничего о нём! Я здесь по ошибке! - почти безумный взгляд остановился, усавившись прямо в глаза парня. - Скажи им, чтобы меня отпустили. Ты же знаешь, что я не виновен, что я ничего не знаю. И пытками из меня нечего выбивать! Пожалуйста... Я так хочу на свободу.
Артур стоял поражённый услышанным. Мужчина смотрел умоляюще. Сзади раздался голос инквизитора:
- Он всё ещё не признаётся. Приступайте.
Палач легко отодвинул в сторону Артура и подошёл к жертве. В руках он держал ремешок кожи с странными воронками. Быстро и точно закрепил ремешки на голове жертвы. Мужчина в ужасе заскулил. В воронки над глазами полилась кислота, устремляясь в чашечки, прилегающие к глазным яблокам. Слабый расствор медленно принялся за своё дело. Мужчина забился на стуле. Железные ободы врезались в худое тело. Крик ужаса и боли заложил уши.
- Ааа... Только не мои глаза! Я хочу видеть! Понимаете?! Видеть свет! НЕЕТ! Я же не виноват!!!
- Сейчас всё скажет, - голос инквизитора был спокоен. - Если не хочет окончательно потерять зрение, да и жизнь тоже.
- Не надо! Хватит! Я скажу! Я всё скажу!
Палачь отстегнул ремешки. На юношу уставились красные, воспалённые глаза. Левый зрачок растёкся по глазному яблоку и угрожал вытечь.
- Это... - Мужчина прошептал три имени и потерял сознание.
Была очередная ночь. Луна светила в окно и тонкие лучи ложились на постель юноши. Парень метался во сне. Раз за разом перед его внутенним взором вставали глаза искажённые ужасом и кислотой. А воображение рисовало дальнейшую картину с вытекающими глазами и пустыми глазницами. Он вставал со стула, гремел цепями и протягивал к Артуру тощие руки. Парень отшатывался и натыкался на стену. Руки узника опускались на плечи, ногти впивались в кожу, рот растягивался в усмешке, а губы шепчут:
- Ты наша следующая жертва.Ты будешь убит с жестокостью. За то, что со мной было. За то, что было со всеми нами. Жди. Мы придём.
Юноша кричит, отталкивает мужчину и падает куда-то вниз. Вокруг темнота, сдавливающая виски и проникающая в лёгкие, мешая дышать. Кажется, что так будет всегда. Потом удар. Глаза распахиваются. И Артур понимает, что лежит на полу в своей комнате. Луна светит на постель. За окном в дали завыл волк. Юноша вздрогнул и вскочил с пола.
Потом медленно опустился на кровать, обхватив голову руками. Сжал виски, раскрыв глаза. Уснуть Артур боялся, боялся повтора кошмара. Вдруг пришла мысль, что всё это правда, что этот человек колдун и юноша будет его следующей жертвой. Парень закрыл глаза и услышал как бешено стучит его сердце, пытаясь выскочить из грудной клетки. Он тряхнул головой, прогоняя наваждение сна, но оно упорно возвращалось обратно, не желая оставить юношу в покое.
Вздохнув Артур лёг на кровать, завернулся в одеяло, но ещё долго не мог уснуть. Подступающие кошмары будили его сразу, стоило только закрыть глаза. Промучившись парень уснул лишь под утро.
Разбудили его ближе к вечеру. Снова ришёл старший инквизитор.
- Артур, ты готов продолжить то что начал? Это твоё дело. И тебе придётся разгадывать его до конца. Потому надо допросить остальных и выяснить имеют ли они отношения к колдовству. Если вдруг окажется, что нет, то придётся допрашивать снова уже пойманных и выбивать из них точные данные. Мы это сумеем, - нехорошо улыбнулся мужчина. - А теперь иди поужинай, если сможешь и идём продолжать допрос.
Инквизитор вышел, а юноша смотрел ему вслед. Перед ним снова стоял мужчина с вытекшими глазами и протягивал худые руки. Артур тряхнул головой и направился сразу в подземелье. Ужинать он не решился, хотя и пропустил обед, парень представлял насколько далеко может зайти процесс допроса сегодня. Юноша старался не думать о дальнейших кошмарах и надеялся, что их не будет, иначе ему придётся пить снотворное.
Тяжело вздохнув, Артур открыл дверь пыточной...

Глава 2.
Теперь юноша решился оглядеть помещение. Факелы уже зажгли, палач прохаживался вдоль столо с инструментами, ожидая когда ему доставят очередную жертву. Свет выхватывал из сумрака столы с разными приспособлениями и различные устройства. Артур постоял около двери, потом решился подойти к одному столу, но рассмотреть что там лежит он не успел. Дверь скрипнула и тюремщик втащил парня - ровестника Артура. Юноша извивался, пытаясь вырваться из цепких рук мужчины, но добился только синяков на предплечье. Палач перехватил парнишку за шею и ловко привязал цепями к стулу, а потом выжидающе посмотрел на Артура. Тот помедлил немного и подошёл к юноше:
- Как тебя зовут?
Глаза парня перескакивали с одного орудия пытки на другое. И наконец остановились на молодом инквизиторе:
- Какая разница?
- Предпочтёшь зваться колдуном? - Артур поднял одну бровь.
- Предпочту убраться отсюда.
- Если так, то только признайся в колдовстве и больше этого, - юноша объвёл рукой камеру, - не увидишь.
- Я не колдун!
- Будешь запираться? - Артур наклонился и заглянул в глаза парня.
- Я не колдун, - тёмные глаза блеснули нехорошим огнём.
- Сейчас мы это проверим, - усмехнулся Артур и посмотрел на палача. Тот кивнул и, отщёлкнув наручники, потащил юношу к скамье.
Легко справляясь с сопротивлением парня палач закрепил руки юноши в кольца в стене, а ноги приковал к полу. Затем мужчина накрутил верёвку так, что юноша взвыл от резкой боли в плечах, и подтолкнул под поясницу заключённого скамейку. Обвинямый замолчал, свирепо уставившись на инквизитора. Артур подошёл поближе:
- Признавайся в том, что был на шабаше и занимался колдовством. Если будешь упрямиться в тебя вольют литра четыре воды. Палач может и больше. Ты же догадываешься.
Палач поднёс к жертве столик и положил на него воронку, рядом поставил пятилитровое ведро воды. Глаза юноши расширились от страха, но солчание продолжалось. Артур вздохнул:
- Палач, приступайте. Начнём с одного литра.
Мужская рука зажала нос парня. Юноша долго сопротивлялся, но был вынужден раскрыть рот и вздохнуть. В этот момент, ударяясь о зубы, в горло проникла воронка. Палач крепко держал е, чтобы парень не вытолкнул, а потом начал заливать воду. Юноше ничего не оставалось, как глотать льющуюся жидкость. Через несколько мгновений его глаза уже с мольбой глядели на Артура, но тот сделал знак палачу продолжать, но медленнее.
Время шло медленно. Юноша всхлипнул, давясь водой.
- Прекратите, - палач убрал воронку, и парень шумно задышал. - Будешь признаваться в колдовстве или продолжать? Осталось ещё два литра.
Юноша молчал, стараясь успеть вдохнуть как можно больше воздуха. Его уже мутило от количества проглоченой воды. Полный желудок придавил позвоночник к скамейке. Артур вздохнул и кивнул палачу. Тот снова вставил воронку и принялся заливать воду. Парень выдержал ещё литр и начал пытаться освободиться.
- Решил признаться? - по знаку Артура палач снова вынул воронку, потом отстегнул руки и юноша свесился на скамейке, прогнувшись в позвоночнике. Вода не удержавшись в переполненном желудке хлынула обратно, проникая в ноздри. Широкая лужа разливалась около головы парня, намочив его тёмные волосы. Парень глухо застонал и провалился в беспамятство.
Палач вылил остатки воды в лицо юноши и тот очнулся. Непонимающими глазами он обвёл камеру и остановил взгляд на Артуре. С мольбой в голосе он сказал:
- Вы же знаете, что я не колдун. Неужели Вы убьёте невиновного. Ведь скажи я, что я колдун и меня сожгут.
- Либо признаёшься, либо продолжаем, - голос Артура не дрогнул, но сам он сжался, думая, что делает что-то не так.
Юноша без сил лежал и смотрел на молодого инквизитора умоляющими глазами. Артур вздохнул и махнул рукой палачу6
- Продолжайте.
Палач мгновенно приковал юношу снова, вставил в уже не сопротивляющиеся губы воронку и продолжил вливать воду в освободившийся желудок. Парень закрыл глаза. Живот юноши распух, вобрав в себя очередные пять литров жидкости. Палач развернул скамью и уложил жертву на неё. Артур отвёл глаза от растянутого живота. Парень шумно тянул воздух в придавленные лёгкие.
- Может, всё же признаешься, что колдун. Знаешь же, что дальше будет хуже, - не дождавшись ответа инквизитор устало кивнул палачу.
Юноша снова повис на верёвках, но теперь в его горло полился кипяток, и он замычал от боли и страха. Расширенные глаза невидяще уставились в потолок. Но уже после литра воды перевелись на инквизитора. Тот кивнул палачу, и юноша снова оказался лежащим на скамье, но он продолжал молчать. Палач принёс доску и надавил на распухший живот жертвы. Глаза парня готовы были выскочить из глазниц, он с трудом втягивал воздух.
- Признаешься ли ты в том, что являешься колдуном и был на шабаше?
Палач ещё сильнее надавил на доску, лежащую у жертвы на животе. В горле юнши уже плескалась подступающая из желудка вода, но он не мог повернуть голову, чтобы освободиться от жидкости.
- Повторяю последний раз. Сознайся в колдовстве или палач повторит ещё разю не думаю, что твой желудок столько выдержит. Не думай, что тебе повезёт и он лопнет. Мы дождёмся пока вода уйдёт дальше и сменим жидкость. Скажем на уксус, - инквизитор поднял одну бровь. - Только скажи, что ты был на шабаше, и мучения прекратятся.
Палач положил груз на доску и снова поднёс к губам допрашиваемого воронку. Юноша всхлипнул. Его лицо уже покраснело от того, что сердце начало задыхаться под тяжестью желудка.
Артур наклонился к юноше и заглянул ему в глаза:
- Я понимаю, что тебе трудно говорить, а потому я задам вопрос. Если ты закроешь ненадолго глаза, я буд считать это знаком согласия. Тебя больше никогда не поведут в эту камеру. И палач не будет вливать тебе уксус. Если же будешь упорствовать, то ты ещё долго не покинешь это помещение. А теперь ответь: колдун ли ты и был ли ты на шабаше два дня назад?
Юноша втянул воздух и медленно закрыл глаза.
- Молодец, Артур. Ты нашёл своего первого колдуна. Из тебя выйдет хороший инквизитор, - мужчина неслышно покинул камеру пыток.

Глава 3.
Колдуна отвязали от стола и вытащили в коридор. Что с ним стало дальше Артур не знал, потому что тюремщик приволок ещё одного парня. На этот раз обвиняемый был младше, почти мальчишка. В глазах его уже темнел страх. Стоило мальчику увидеть камеру, где вдоль стен стояли столы с инструментами, он затрясся всем телом и застучал зубами.
"Он тоже колдун? - инквизитор с удивлением смотрел на мальчишку. - Да он младше меня! Разве такое возможно?.. И его тоже на костёр?.."
Артур не мог решиться начинать допрос. Просто стоял и смотрел на мальчишку, а тот в ужасе уставился на орудия пыток у стен и наконец не выдержал:
- Я был на шабаше, господин инквизитор. Я всё скажу обо всех только не надо меня пытать! Я всё скажу! Сам скажу! Только не надо, - голос мальчика сорвался на визг.
Палач крепче ухватил маленького колдуна. Артур посмотрел в глаза мальчику и спросил:
- Говоришь, что был на шабаше? Тогда назови, кто там был ещё. И скажи тех, кого знаешь из известных тебе колдунов и ведьм. Может, тогда тебя пощадят.
- Я скажу, - стуча зубами затараторил парень. - Я всё скажу. В соседнем доме живёт женщина, она по ночам кого-то принимает тайком. Всяких неизвестных мне людей. А в доме напротив живёт какой-то мужчина. Так он к ней ходит зачем-то. Каждую пятницу. Я всё боялся Вам сообщить. Вдруг ни на меня порчу наведут... А на шабаше была целая куча людей. Всех я не знаю. Я почти никого не знаю. Не из моего квартала они. Но эта женщина там точно была. Я сам видел...
- Довольно. У меня сведения, что на шабаше было очень мало людей. А один из них сказал, что там были только мужчины. И что ты там забыл?
Мальчишка бросил взгляд на столы, облизнул губы и продолжил скороговоркой:
- Я там просто мимо проходил. И разве можно верить тому мужчине, которого Вы допрашивали? Он же своих будет прятать, чтобы Вы не нашли. Будет на меня валить. А я - сирота. У меня защита только Вы, господин инквизитор, - парень умоляюще смотрел на Артура.
- Придётся проверять. Мне бы не хотелось прибегать к пытке, но мне нужно узнать, кто из вас лжёт. Ты же соглашался на сотрудничество. Может всё же вспомнишь нужную мне информацию?
- Вспомнил! - воскликнул мальчик. - Был не один шабаш. На одном было мало людей, на другом много. Я уже собирался пойти донести Вам. Но меня поймали и посадили в камеру. Теперь к Вам привели. Вот и доношу. Вы ведь меня отпустите?
"В таком состоянии, он действительно обвинит кого угодно. Не думаю, что этот ребёнок мог что-то сделать плохого. А то, что он сказал можно использовать и проверить."
- Хорошо, мы тебя отпустим. Но в следующий раз сразу сообщай инквизиции о происходящем. Или придётся проверить твою верность другими методами, - Артур выразительно посмотрел на орудия пыток.
Мальчишку утащили в коридор.
Прошла пара лет. Артур блестяще расследовал несколько дел с колдунами, ведьмами и различной нечистью. Ни разу он не знал поражения. Правда, пару раз его жертвами становились невинные люди. Так однажды он запытал до смерти одну девушку.
Та всё никак не хотела признаться в том, что навела порчу на одного знатного человека. После долгих уговоров юноша не выдержал и приказал принести "паука". Палач долго разогревал щипцы на глазах несчастной девушки. Из глаз заключённой текли слёзы, но она никак не хотела сказать, зачем насылала порчу. Наконец, Артур отдал распоряжение действовать.
Когда раскалённый докрасна металл прикоснулся к груди девушки, она закричала так громко, что у присутствующих заложило уши. Палач медленно сжимал рукоять и по камере распространялся запах горящей кожи и мяса. Через некоторое время голос отказал ведьме и она лишь хрипела, когда клещи сошлись до упора, но при рывке крик прозвучал снова. На колени девушки и на пол хлынула алая кровь, разливаясь в лужу. Обвиняемая потеряла сознание и вскоре умерла.
Это дело всё же завершили. Нашли виновную ведьму и пытали её довольно долго, пока она не созналась в том, что наслала порчу. А всего-то и надо было, что ввести куда следует грушу и начать раскрывать. Ощутив в животе заметное давление, женщина не выдержала и начала признаваться во всём: и в наведении порчи на детей, и в изготовлении всякого рода зелий, и в заговоре болезней, и даже в привороте созналась. После чего палач вырвал грушу из тела ведьмы и она рухнула на пол. Умереть сразу ей не удалось. Женщина дожила до костра. Это правда было недолго, только одну ночь. Но в соседних камерах надолго запомнили её стоны и крики.
В другой же раз обошлось без лишних смертей. Мужчина, почти старик, долго что-то бормотал на допросах. Никто не мог разобрать, что он говорит. Постоянно повторялись одни и те же фразы. Некоторые инквизиторы предлагали уже устроить пытку. Однако, мужчине повезло. Когда его уже притащили в камеру и, закрепив голову, растянули губы, вынуждая раскрыть рот, и палач подошёл с ножницами, обнаружилось, что язык уже был наполовину отрезан. Палач не удержался и резанул ещё один кусочек, утверждая, что это для сторожевых псов.
Мужчина, когда ему освободили руки, знаками смог объяснить, что его поймали какие-то бандиты, ограбили и чтобы он не проболтался, ему отрезали язык. Артуру оставалось лишь развести руками и отпустить невинного человека на все четыре стороны.
И всё же однажды юноше попалось довольно крупное дело, на которое послали именно его, уверенные, что парень не справится и у него появится хоть одно поражение.

Глава 4.
Артур открыл скрипучую дверь и уверенно вошёл в камеру. Обстановка уже стала привычна. Ряды различных устройств вдоль стен уже не вызывали ужаса. Парень провёл пальцем по одному из столов. До допроса осталось немного. Сегодня должны были привезти одного из недавно пойманных колдунов. Существовали подозрения, что это какая-то организация. Предстояло выяснить, кто ещё в этой организации и как им удавалось скрываться от инквизиции столь долго.
Дверь тихонько скрипнула, и вошёл палач, следом тащили парня. Тому ещё хватало сил упираться. Глаза под спутанными волосами горели злостью. Артур подошёл к обвиняемому:
- Давай попробуем по-хорошему. Ты скажешь мне, кто ещё состоит в вашей организации, кто вами руководит и дашь их адреса. А так же расскажешь о том, что вы делаете. Если мы сможем договориться, то я попробую смягчить твою участь. Если мы не договоримся, то пострадаешь не только ты и прочие колдуны, но и твоя семья.
- Я не понимаю о чём Вы, - парень пристально смотрит в глаза инквизитору
- Значит запираешься? - Артур вздохнул. - А я думал, что сможем по-хорошему. Палач, начнём тогда с дыбы.
В тёмных глазах блеснул страх и тут же скрылся за равнодушным выражением, но Артур уже понял, что сможет сломать того, кто боится. Палач скрутил руки парня за спиной. Парень слегка застонал, когда верёвки впились в запястье и прикусил губу. Верёвка уже была перекинута через балку, и палач привязал обвиняемого, на ноги прикрепил две гири по пять килограммов и провернул рычаг, натягивая верёвку. Как только ноги парня начали отрываться от пола, Артур сделал знак остановить:
- Ты правда хочешь потерять руки? Тебя сейчас поднимут, суставы вылетят под твоим весом. Предположим, что это ты ещё переживёшь, а вот потом, когда начнут подниматься гири, у тебя начнут рваться мышцы, - инквизитор сделал знак и палач начал крутить рукоять, наматывая верёвку. - Плечи мы тебе ещё вставим, а вот вернуть мышцы на место не сможем. Даже при желании. Не советую молчать.
Парень заскрипел зубами, когда кости заскрипели в суставах. Палач резко приотпустил верёвку, и правое плечо юноши не выдержало и с хрустом выскочило из сустава. Парень взвыл тонко и отрывисто, слегка заваливаясь на левый бок. Левая рука пока держалась, но скрип не смолкал. Верёвка медленно натягивалась, пока без рывков. Верёвка, привязанная к гирям натянулась и они медленно поползли по полу пока не встали прямо под обвиняемым. Палач снова остановился.
- Ну что надумал? - Артур заглянул жертве в глаза. - Решил молчать или хочешь оставить себе руки. Ведь всё равно признаешься, а жить без рук не завидная доля. Спрашиваю последний аз - кто вами руководит?
Ответом инквизитору был злобный взгляд из под тёмных косм. Вздохнув, Артур распорядился продолжать.
Прежде чем гири поднялись, второе плечо тоже вылетело из сустава с громким хрустом. Юноша всхлипнул, но продолжал молчать несмотря на старания Артура. Наконец, дрогнув груз поднялся вверх, натягивая перекрученные руки парня. Вены и отдельные мышцы проступили сквозь кожу. Палач закрепил верёвку и взял в руки кнут. При первом же ударе по напряжённым конечностям вызвали крик жертвы. Кожа под ударами лопалась, мелкие вены рвались, украшая руки кровавыми ручейками. Мышцы скрипели и один раз со щелчком лопнули, качнув парня и на мгновение оборвав крик. Запястья тоже вылетели из суставов и теперь от каждого удара тело медленно качалось натянутое под весом.
Крик смолк, когда юноша потерял сознание. Последний удар качнул уже бессильное тело. Потом жертву спустили на пол и начали обливать холодной водой, приводя в чувства.
Артур решил устроить передышку себе, но не колдуну. Приказав палачу подвесить заключённого за правую ногу, а к связанным рукам привязать груз, чтобы тот не перевернулся, инквизитор отправился пообедать. Утренняя работа уже давно не лишала юношу отменного аппетита. Хорошо прожаренный кусок мяса с куском хлеба удовлетворил Артура, и он был готов продолжать допрос.
Когда инквизитор зашёл в комнату, пленник всё ещё висел вниз головой. Верёвка глубоко врезалась в сустав, удерживая ногу. Сосуды в глазах уже начали лопаться, придавая им зловещий кроваво-красный оттенок. Палач куда-то удалился, и Артур решил начать допрос один. Он тихонько качнул обвиняемого, вызвав глухой стон. А затем, придвинув стул, уселся и начал:
- Модет всё де решил сознаться? А то у меня в запасе ещё много пыток. Правда, следующие будут не для тебя. Если к полудню не сознаешься, сюда доставят твоё жену. У меня уже заготовлен план. Ведь жалеть эту девушку я не стану, обвиняют-то тебя и казнят тоже тебя. Поэтому если ей и посчастливиться выжить, будет калекой на всю оставшуюся жизнь. А вот жизнь ребёнка в её животе гарантировать не могу, - Артур пристально посмотрел в красные глаза жертвы. - Решай уже. Просто скажи, кто кто руководит и гед живёт. Я даже поверю, что ты не знаешь, где он живёт, но описать его тебе придётся. Давай. Пока я жду.
Юноша забросил ногу на ногу и выжидающе посмотрел на заключённого. Тот только и смог открыть гот и что-то невнятно прохрипеть. В этот момент скрипнула дверь и вошёл палач. Проходя мимо жертвы, он тоже качнул подвешенное тело. У колдуна перед глазами пошли пятна и кровавые круги, он глухо застонал.
- Перевесь его за руки и дай глоток кипятка, чтобы смог-таки говорить, - приказал Артур.
Пока палач делал свою работу, инквизитор прохаживался по комнате размеренным шагом, изредка останавливаясь у того или иного стола. Наконец заключённый принял более удобное для разговора положение, и инквизитор мог продолжить допрос:
- Будешь признавать или тебя обратно перевесить до полудня? Палачу это не трудно.ю можешь мне поверить.
Колдун мотнул головой и сдавленным голосом прохрипел:
- Не надо перевешивать и жену не надо сюда... Я скажу... - он перевёл дух. Артур не припятствовал, а ждал продолжения, которое последовало, - я назову Вам имена и адреса всех... Подтвержу это, если потребуется... Я назову всех, кого знаю...
После этого он снова замолчал, пытаясь востановить дыхание. Артур приготовил бумагу, чтобы записать адреса и фамилии. Наконец, вздохнув, жертва начала перечислять длинный список тех, кому в скором времени было суждено попасть в подвалы этого замка и, может быть, быть казнёнными по приговору этого молодого инквизитора.
Когда заключённый закончил диктовать список, Артур приказал отправить его обратно в камеру и связался со стражами порядка, чтобы они привели всех этох человек к нему на допрос.
На следующий день уже всех подозреваемых притащили в подвалы и заперли в камерах. Кто-то попал в одиночную, но чаще сидели по три-четыре человека. Многих вытащили из постелей и они были в ночных рубашках, и холод подземелья проникал в них до самых костей. Заключённых набралось около тридцати. Если все они были виновны, то инквизиция допустила существенный промах, не заметив такую организацию. Но пока оставалось только закончить это дело. Юноша решил допросить только главаря и, если он подтвердит, что остальные были в организации, то просто всех казнить. Поставив цель, Артур решил её добиться.
Ранним утром, когда заключённые ещё пытались дремать на холодных камнях, тюремщик вытащил из одиночной камеры полусонного мужчину и потащил вниз по коридору. Артур, бодрый и отдохнувший, с нетерпением потирал руки, желая как можно скорее покончить с этим делом.
Когда обвиняемого втащили в пыточную, юноша сначала не поверил своим глазам. Перед ним был тот самый инквизитор, который руководил первыми шагами Артура. Мужчина тоже узнал ученика, и страх в его глазах сменился яростью. Из дрожащго пленника он мгновенно превратился в добропорядоченного горожанина, которого каки-то плохие люди оклеветали. А ведь только что собирался нести, что угодно лишь бы его отпустили.
- Артур, ты же знаешь, что всё это ложь. Меня схватили по чьей-то клевете. Нужно устроить публичную казнь этого никчёмного колдуна... - Сужчина сразу перешёл на покровительственный тон.
Артур провёл рукой по лицу, снимая удивление и шагнул ближе к бывшему инквизитору:
- Сейчас и узнаем, зачем ы запираешься и клевещешь на нивиновных граздан, кторые неубоявшись мук выдали нам имя твоё и твоих соучастников. Нам точно известно и о шабаше, где вас видели, и о вашей численности. Советую сознаться сразу. Ведь даже если ты вынесешь пытки, о которых тебе прекрасно известно, это не значит, что все осальные последуют твоему примеру. А если остальные колдуны подтвердят, что ты виновен, ты будешь казнён всё равно. Пока я советую признаться добровольно. За это могу обещать быструю смерть. Но если будешь молчать, узнаешь на себе все те пытки, которым обучал когда-то меня, - юноша недобро улыбнудся. - Я жду.

Глава 5.
Мужчина уже не смотрел столь независимо. В глубине глаз сквозили страх и злость. Но пока злости было ещё больше, чем страха. Он ещё надеялся, он ещё не верил. И поэтому мог желать и требовать. Но в то же время сама возможность пыток представлялась ему ужасающей.
Аоьуо выжидающе молчал, спокойно переводя взгляд с одного орудия пыток на другое, прикидывая с чего бу начать. Он не хотел больше разговаривать с этим чеовеком. Пусть почувствует весь страх неотвратимости возмездия и непоколебимости судьи. Может и не придётся тогда тратить время на пытки.
Ярость в глазах пленика постепенно сменялась отчаянием. Мужчина понимал безвыходность ситуации. Он не мог уже и надеяться на то, чтобы отстаться живым. Ему оставалось решить как ему умереть. Но всё же на краю сознания ещё держалась мысль: "А вдруг?..."
Артур вздохнули сделал жест палачу приготовить "ведьмино кресло". Под железным сидением, усеянным сножеством острых шипов, медленно разгорался огонь в жаровне. Языки пламени нехотя нагревали металл. Мужчина всё ещё недоверчиво косится на палча, надеется на то, что это недоразумение или даже просто сон. Что он сейчас проснётся...
Пелеч подтаскивет жертву к креслу срывает ночную рубашку и швыряет на шипы сидения. Острый метал мгновенно проникает в плоть, разрывая мышцы. С воем мужчина старается опереться на полокотники и снова натыкается на острые шипы, теперь рвущие его руки. Ну запястьях защёлкиваются крепления. Ноги прижимаются к ножкам кресла. Снижу медленно подступает жар пламени. Любое двиение теперь превращает раны в рваные. Слышен оглушительный вой обречённого. В крике слились страх и отчаяние, и запоздалое осознание, что всё это на самом деле, что теперь он не охотник, а жертва. И до мужчины начинает доходить то, что смертный приговор уже неотвратим.
Артур, выхдав немного, чтобы жертва смогла осознать, что её ждёт и в достаточной мере насладиться совим теперешним положение, подходит ближе.
- Ты можешь избавить себя хотя бы от тех мучений, что уготованы тебе в этой комнате, только скажи, руководил ли ты заговором против инквизичии? был ли на шабаше? Потом тебя снимут с этого кресла и ты назовёшь тех, кто причастен. Взамен получишь быструю смерть. Иначе же будешь сидеть здесь пока твои ягодицы не начнут медленно поджариваться вокруг ран.
Вой оборвался. Мужчина наполненными ужасного понимания глазами посмотрел на юношу.
- Да, я был в главе организации колдунов, - прохрипел он пересохшими губами и без сил навался всем телом на шипы.
Артур удовлетворённо кивнул, записывая эти показания на лист тонкой бумаги.
- Приведите его в чувство. Мне ещё нужен его список виновных. А потом... Потом присткпим к казни.
Продолжать пытки не пришлось. Мужчина был напуган тем, что с ним могли сделать, ведь кому, как не бывшему инквизитору знать что можно сотворить с человеком в камере пыток. Поэтому он сам перечислял тех, кто мог быть в заговоре. Артуру оставалось лишь довольно улыбаться, поглядывая на то, что может сотворить с человеком страх.
Бывшего инквизитора уволокли обратно в камеру. Расследование можно было считать завершённым. Оставалось самое малое. А именно вынести приговоры осуждённым и привести их в исполнение. Врядли кто-то думал, что приговор может быть иным, чем смертная казнь. Но всё же Артуру предстояло ещё выбрать, какую именно казнь примет тот или иной преступник.Теперь это заваисит только от желания и здравого смысла инквизитора. Ведь он даже не собирается допрашивать тех, что сейчас заперт в камерах, кто надеется оправдаться, убедить или обмануть, кто мечется, пытаясь понять зачем и почему он здесь, а не дома, рядом с семьёй. Может кто-то из них и невиновен, но не будет же он позволять жить колдунам лишние часы или дни из-за тех нескольких человек, который может и нет среди них.
Сегодня Артур ещё будет проверять списки, сравнивая их, вычитывая фамилии и уточняя поймали ли того или иного подозреваемого. Завтра ему придётся придумать какой смертный приговор вынести тому или иному из списка заговорщиков, а на следующий день пойдут казни. Народ будет опять ликовать, восхвалять инквизицию, прославлять лично Артура, и радоваться домолнительному празднику и красоте зрелищ. А о том, что зрелище будет незабываемое, Артур позаботится лично.
Он ещё немного постоял в пустой камере, разглядывая уже привычные устройства. А потом направился в свой кабинет. Пора было приниматься за работу.

Глава 6.
Вот и близится вечер. Вечер того дня, когда все осуждённые умрут. Уже поставлены висилицы для одних, Вбиты столбы и собирают хворост для других. На одну из площадей прикатили огромное колесо. Да, бывшему инквизитору не повезло. Ему придётся умирать долго и мучительно, если, конечно, Артур не решит о снисхождении и тогда палач прикончит жертву почти сразу.
Солнце склоняется к закату. Казнь всегда начинается с главаря. На площади уже собралась толпа, предвкушая зрелище. Стража прокладывает дорогу для инквизитора и палача. Следом за ними волокут колдуна.
Палач крепко привязывает руки и ноги осуждённого к ободу. Теперь мужчина не может пошевелиться, но ничто не помешает ему тешить толпу криками.
- Ты обещал мне быструю смерть, - в глазах мольба, голос едва слышен сквозь гул зрителей.
- Ты её получишь, - устало отвечает Артур.
Палач приближается к колесу. В его руках тяжёлый железный лом. Он замирает рядом с жертвой. Глашатай объявляет приговор. Монотонно зачитывая все обвинения. Люди внимают. Но вот список закончен. Тяжёллый металл опускается на кости жертвы. Площадь оглашает высокий нечеловеческий крик. Палач знает своё дело. Сначала ломаются руки жертвы. Быстрыми ударами в нескольких местах. Тут главное не повредить кожу. Потом тем же он принимается за ноги. Крик становится громче. Жертва захвоёбывается соем и слюной. Когда с ногами покончено, палач начинает неспеша ломать тазовые кости. Он делает это безупречно. Ни капли крови. Лишь крик, хруст костей и осознание переломов.
Проходит всего минут двадцать, но жертва уже охрипла. Артур кивком разрешает прикончить мужчину. Остриё лома направлено на грудную клетку жертвы. В глазах мужчины остался только страх. Лом обрушивается на правоё лёгкое, пробивая рёбра. И лишь затем следует "милосердный" удар в сердце. Он уже умер. Но в толпе об этом даже не догадываются. Мёртвое тело всё ещё привязанно к колесу. Крепкие руки помощников палача поднимают останки жертвы на столб, так чтобы пустой уже взгляд устремился к небу.
А толпа продолжает ожидать развлечений. Сегодня у них праздник, а у Артура ещё так много дел.
Оставалось казнить тех людей, которых указал главный колдун. Их судьбу решал жребий. Кому-то виселица, кому-то костёр. Как повезёт. Как решит рука инквизитора.
Их не допрашивали. Их даже не выпускали из камер. Только приносили им немного еды и воды, чтобы они не умерли раньше времени. Свои приговоры и в чём их обвиняют эти люди узнавали уже на плозади, когда стража подводила их к помосту виселицы или столбу в центре кучи хвороста. Тк, кого решили повесить, мучились недолго. Их тела украшали город задолго до захода солнца. У кого-то сломана шея, у кого-то вытаращены от ужаса глаза.
Те же, кто был приговорён к созжению, ждали своей участи, прикрученные крепкими мокрыми верёвками к столбам. Им предстояло умереть после заката. Чтобы все могли видеть палмя костров, слышать крики жертв. Эти люди могли в полной мере осознать свою вину, услышать обвинения из уст самой толпы и лишь ждать подтверждения своего смертного приговора от Артура.
И вот солнце село. По площади прошествовала процессия из глав города, инквизито, палача и глашатая. Был зачитан приговор. Долго и подробно описывались все беды, приченные этими колдунами городанам. Помощники палача поливали маслом ветки. Маленький центральный костерок весело пощёлкивал дровами. Наконец, Артур кивнул палачу. Тот неспеша подошёл к заготовленному факелу и зажёг его. Потом по очереди обошёл все кучи хвороста, к центре которых стояли люди. Огонь медленно приближаля к жертвам. Кто-то не выдержал и закричал. Кто-то начал проклинать всё и вся. Кто-то плакал. Кто-то смеялся как безумный. А жар всё приближался к худым телам. Кто-то зашёлся в кашле от густого дыма. Кому-то "повезло" и дым отнесло в сторону порывом ветра. Где-то завыли собаки. Толпа притихнув наблюдала за сожжением преступников.
Столб дыма поднялся над площадью, устремляясь в чёрное безлунное небо и превращаясь в густую тучу. Кому-то посчастливилось задохнуться в дыму и непочувствовать испепеляющего пламени на своём теле. Другие мелденно горели заживо, выкривая проклятия и угрозы.
К утру всё закончилось. На площади стояли обгоревшие столбы с остатками тел. А Артур направился к своему дому.

Эпилог.
Артур возвращался домой. Было раннее утро. Небо начинало светлеть на востоке. Городские улицы были пустынны. Люди либо ещё стояли на площадях, либо уже разошлись по домам поспать несколько часов перед торговым днём. Дым уже рассеялся. И лишь лёгкий запах гари напоминал о ночных кострах.
Юноша неспеша направлялся в противоположную часть города. Сегодня он мог позволить себе выспаться. Хоть до полудня, хоть до вечера. И ни о чём не думать.
Кто-то положил руку на плечо Артура. Юноша резко обернулся. Холодная сталь ножа вошла глубоко в живот. Он не сразу понял что произошло. Руки непроизвольно стиснули рукоять оружия. Глаза уставились на худую фигуру в чёрной повязке на лице. Юноша начал медленно парад на землю узкого переулка.
- Не так быстро, инквизитор, - голос убийцы едва пробивался через чёрну пелену смерти.
Нож выскользнул из рук, а затем оружие выдернули из живота и вогнали глубоко в шею. Били профессионально, не повредив артерию, но зецепив позвоночник. Юноша рухнул на дорожку. Он мог ещё видеть сапоги уходящего сектанта и осознавать, что слишком рано расслабился.
"Слишком рано... Но это уже неважно... Уже ничего не важно... Ведь я умираю..."
Артур закрыл глаза и сердце остановилось в его груди

Казнь через повешение

Перевела с английского М. Теракопян

В Бирме был сезон дождей. Промозглым утром из-за высоких стен в тюремный двор косыми лучами падал слабый, напоминавший желтую фольгу свет. Мы стояли в ожидании перед камерами смертников, похожими на клетки сараев, с двумя рядами прутьев вместо передней стенки. Камеры эти размером примерно десять на десять футов были почти пустыми, если не считать дощатой койки и кружки для воды. Кое-где у внутреннего ряда прутьев сидели на корточках, завернувшись в одеяла, безмолвные смуглые люди. Их приговорили к повешению, жить им оставалось неделю или две.

Одного из осужденных уже вывели из камеры. Это был маленький тщедушный индус с бритой головой и неопределенного цвета водянистыми глазами. На лице, как у комического киноактера, топорщились густые усы, до смешного огромные по сравнению с маленьким туловищем. Все обязанности, связанные с его охраной и подготовкой к казни, были возложены на шестерых стражников-индусов. Двое, держа в руках винтовки с примкнутыми штыками, наблюдали, как остальные надевали на осужденного наручники, пропускали через них цепь, затем прикрепляли цепь к своим поясам и туго прикручивали ему руки вдоль бедер. Стражники окружили осужденного плотным кольцом, их руки ни на секунду не выпускали его из осторожных, ласкающих, но крепких объятий, словно ощупывая, в неотступном желании убедиться, что он никуда не исчез. Подобным образом обычно обращаются с еще трепыхающейся рыбиной, норовящей выпрыгнуть обратно в воду. Осужденный вроде и не замечал происходящего: он не оказывал ни малейшего сопротивления, вялые руки покорялись веревке.

Пробило восемь часов, и во влажном воздухе раздался слабый безутешный звук рожка, донесшийся из отдаленных казарм. Услышав его, начальник тюрьмы, который стоял отдельно от нас и с мрачным видом ковырял тростью гравий, поднял голову. Это был человек с хриплым голосом и седой щеточкой усов, военный врач по образованию. «Френсис, поторопитесь, ради Бога, – раздраженно произнес он, – Осужденный уже давно должен быть мертв. Вы что, все еще не готовы?»

Старший надзиратель Фрэнсис, толстый дравид в твидовом костюме и золотых очках, замахал смуглой рукой. «Нет, сэр, нет, – поспешно проговорил он, – у нас ффсе ффполне готово. Палач шшдет. Можем идти».

«Тогда давайте поскорее. Пока мы не покончим с этим делом, заключенные не получат завтрака».

Мы направились к виселице. Слева и справа от заключенного шагало по два стражника с винтовками на плечо, еще двое шли сзади него, вплотную, одновременно поддерживая и подталкивая его в спину. Судьи и все прочие следовали чуть поодаль. Пройдя десять ярдов, процессия, без всякой команды или предупреждения, вдруг резко остановилась. Произошло нечто ужасающее: одному Богу известно, откуда во дворе появилась собака. С громким лаем она подлетела к нам и принялась скакать вокруг, виляя всем телом, обезумев от радости при виде большого количества людей. Это был крупный пес с длинной густой шерстью, помесь эрдель-терьера и дворняги. Какое-то мгновение он в восторге кружил около нас, а потом, прежде чем кто-нибудь успел помешать, рванулся к осужденному и, подпрыгнув, попытался лизнуть ему лицо. Все застыли в оцепенении, настолько потрясенные, что никто даже не пытался удержать животное. «Кто пустил сюда эту чертову скотину? – со злостью выкрикнул начальник тюрьмы. – Поймайте же ее!»

Выделенный из эскорта стражник неуклюже бросился ловить пса; пес же подпрыгивал и вертелся, подпуская его совсем близко, однако в руки не давался, расценив, видимо, все это как часть игры. Молодой стражник-индус подхватил горсть гравия и хотел отогнать пса камнями, но он ловко увернулся и снова бросился к нам. Радостное тявканье эхом отдавалось в тюремных стенах. Во взгляде осужденного, которого крепко держали двое стражников, читалось прежнее безразличие: будто происходящее было очередной формальностью, неизбежно предшествующей казни. Прошло несколько минут, прежде чем собаку удалось изловить. Тогда мы привязали к ошейнику мой носовой платок и снова двинулись в путь, волоча за собой упиравшееся и жалобно скулившее животное.

До виселицы оставалось ярдов сорок. Я смотрел на смуглую обнаженную спину шагавшего впереди меня осужденного. Он шел со связанными руками, на вид неуклюжей, но уверенной походкой индусов – не выпрямляя колен. При каждом шаге мышцы идеально точно выполняли свою работу, завиток волос на голове подпрыгивал вверх-вниз, ноги твердо ступали по мокрому гравию. Один раз, несмотря на державших его за плечи людей, он шагнул чуть в сторону, огибая лужу на дороге.

Как ни странно, но до этой минуты я до конца не понимал, что значит убить здорового, находящегося в полном сознании человека.

Когда я увидел, как осужденный делает шаг в сторону, чтобы обойти лужу, я словно прозрел – я осознал, что человек не имеет никакого права обрывать бьющую ключом жизнь другого человека. Осужденный не находился на смертном одре, жизнь его продолжалась, так же как наши. Работали все органы: в желудке переваривалась пища, обновлялся кожный покров, росли ногти, формировались ткани – исправное функционирование организма, теперь уже заведомо бессмысленное. Ногти будут расти и тогда, когда он поднимется на виселицу, и когда рухнет вниз, отделяемый от смерти лишь десятой долей секунды. Глаза все еще смотрели и на желтоватый гравий, и на серые стены, мозг все еще понимал, предвидел, размышлял, даже о лужах. Он и мы вместе составляли единую группу движущихся людей, видящих, слышащих, чувствующих, понимающих один и тот же мир. Но через две минуты резкий хруст возвестит о том, что одного из нас больше нет – станет одним сознанием, одной вселенной меньше.

Виселица находилась в маленьком, заросшем высокими колючками дворике, отделенном от основного двора тюрьмы. Это было кирпичное сооружение наподобие сарая с тремя стенами, с дощатым помостом, над которым возвышались столбы с перекладиной и болтающейся на ней веревкой. Возле механизма стоял палач – седой заключенный, одетый в белую тюремную форму. Когда мы вошли, он рабски согнулся в знак приветствия. По сигналу Фрэнсиса стражники, еще крепче ухватив узника, то ли подвели, то ли подтолкнули его к виселице и неловко помогли ему взобраться по лестнице. Потом наверх поднялся палач и накинул веревку на его шею.

Мы ждали, остановившись ярдах в пяти. Стражники образовали вокруг виселицы нечто вроде круга. Когда на осужденного набросили петлю, он принялся громко взывать к своему Богу. Визгливо-высокий повторяющийся крик: «Рама! Рама! Рама!», не исполненный, как молитва или вопль о помощи, ни отчаяния, ни ужаса, но мерный, ритмичный, напоминал удары колокола. В ответ жалобно заскулила собака. Стоявший на помосте палач достал маленький хлопчатобумажный мешочек – такие используют для муки – и надел его на голову осужденному. Но приглушенный материей звук все равно был слышен: «Рама! Рама! Рама! Рама! Рама!» Палач спустился вниз и, приготовившись, положил руку на рычаг. Казалось, проходили минуты. Снова и снова, ни на миг не прерываясь, раздавались равномерные крики: «Рама! Рама! Рама!» Начальник тюрьмы, глядя вниз, медленно водил тростью по земле; возможно, он подсчитывал крики, отпустив осужденному лишь определенное число их – может, пятьдесят, может, сто. Лица у всех изменились. Индусы посерели, как плохой кофе; один или два штыка дрожали. Мы смотрели на стоявшего на помосте связанного человека с мешком на голове, слушали его глухие крики: каждый крик – еще один миг жизни. И все мы чувствовали одно и то же: убейте же его, убейте скорее, сколько можно тянуть, оборвите этот жуткий звук…

Наконец начальник тюрьмы принял решение. Резко подняв голову, он взмахнул тростью. «Чало», – выкрикнул он почти яростно. Раздался лязгающий звук, затем наступила тишина. Осужденный исчез, и только веревка закручивалась будто сама по себе. Я отпустил пса, и он тут же галопом помчался за виселицу, но, добежав, остановился как вкопанный, залаял, а потом отступил в угол двора. И, затаившись между сорняками, испуганно поглядывал на нас. Мы обошли виселицу, чтобы осмотреть тело. Висевший на медленно вращавшейся веревке осужденный носки оттянуты вниз – был, без сомнения, мертв.

Начальник тюрьмы поднял трость и ткнул ею в голое оливковое тело, которое слегка качнулось. «С ним все в порядке», – констатировал начальник тюрьмы. Пятясь, он вышел из-под виселицы и глубоко вздохнул. Мрачное выражение как-то сразу исчезло с его лица. Он бросил взгляд на наручные часы: «Восемь часов восемь минут. На утро, слава Богу, все». Стражники отомкнули штыки и зашагали прочь.

Догадываясь, что вел себя плохо, присмиревший пес незаметно шмыгнул за ними. Мы покинули дворик, где стояла виселица, и, миновав камеры смертников с ожидавшими конца обитателями, вышли в большой центральный двор тюрьмы. Заключенные уже получали завтрак под надзором стражников, вооруженных бамбуковыми палками с железными наконечниками. Узники сидели на корточках, длинными рядами, с жестяными мисками в руках, а два стражника с ведерками ходили между ними и накладывали рис; созерцать эту сцену после казни было приятно и радостно. Теперь, когда дело было сделано, мы испытывали невероятное облегчение. Хотелось петь, бежать, смеяться. Все разом вдруг оживленно заговорили.

Шагавший подле меня молодой метис с многозначительной улыбкой кивнул в ту сторону, откуда мы пришли: «Знаете, сэр, наш общий друг (он имел в виду казненного), узнав, что его апелляцию отклонили, помочился в камере прямо на пол. Со страху. Не хотите ли сигарету, сэр? Мой новый серебряный портсигар, сэр! Недурен, не правда ли? Выложил две рупии и восемь анн. Отличная вещица, в европейском стиле».

Несколько человек смеялись, похоже, сами не зная над чем. Шедший рядом с начальником тюрьмы Фрэнсис без умолку болтал, «Ну, сэр, ффсе прошло так, что и придраться не к чему. Раз – и готово! Соффсем не ффсегда так бывает, нет-нет, сэр! Помню, доктору приходилось лезть под виселицу и дергать повешенного за ноги, чтоб уж наверняка было. Фф высшей степени неприятно!»

«Трепыхался… Уж чего хорошего», – сказал начальник тюрьмы. «Нет, сэр, куда хуже, если они вдруг заупрямятся. Помню, пришли мы за одним в камеру, а он ффцепился фф прутья решетки. Не поверите, сэр: чтобы его оторвать, потребовалось шесть стражников, по трое тянули за каждую ногу. Мы взывали к его разуму. «Дорогой, – говорили мы, подумай, сколько боли и неприятностей ты нам доставляешь». Но он просто не желал слушать! Да, с ним пришлось повозиться!»

Я вдруг понял, что довольно громко смеюсь. Хохотали все. Даже начальник тюрьмы снисходительно ухмылялся. «Пойдемте-ка выпьем, – радушно предложил он. – У меня в машине есть бутылочка виски. Не помешает».

Через большие двустворчатые ворота тюрьмы мы вышли на дорогу.

«Тянули за ноги!» – внезапно воскликнул судья-бирманец и громко хмыкнул. Мы снова расхохотались. В этот миг рассказ Фрэнсиса показался невероятно смешным. И коренные бирманцы, и европейцы – все мы вполне по-дружески вместе выпили. От мертвеца нас отделяла сотня ярдов.

Из книги Антикопирайт автора Вербицкий Миша

ПРЕДИСЛОВИЕ Казнь воровства Концепция «автора» появилась вместе с наступлением «буржуазной антропологии». Вместо человека как маски (персоны) появился человек–индивидуум, человек–атом. До этого, меняя имя, человек менял себя. А еще чаще он выступал как проявление

Из книги Древо тем автора Гуревич Георгий Иосифович

ДЕВЯТАЯ КАЗНЬ 1. ТЕМА Я долго не мог понять, почему «летающие тарелки» вызывают такой ажиотаж («Ажажиотаж», – язвили остроумцы).Конечно, любопытно, каковы они – братья по разуму, поучительно сравнить их историю и нашу, их мораль и нашу. Но право же, как мне казалось, есть у

Из книги `Мастер и Маргарита`: роман М.Булгакова и экранизация В.Бортко автора СССР Внутренний Предиктор

Из книги Страницы моей жизни автора Саган Франсуаза

«Через месяц, через год» Чтобы объяснить дальнейшие события, я вынуждена обратиться к моей личной жизни, хотя, как правило, я этого тщательно избегаю. Однако некоторые книги требуют пояснений, в частности «Через месяц, через год», третий по счету роман в нескончаемом

Из книги Газета День Литературы # 125 (2007 1) автора День Литературы Газета

НА КАЗНЬ САДДАМА Сергей ШАРГУНОВ НА КАЗНЬ С. Он идёт в темно-синем больном пальто по предсмертным людским следам, чтобы имя свое позабыть потом. Я кричу ему: Вас зовут Саддам! А он смотрит на меня, глуховат, и усмехается,

Из книги Взлёт и падение СвЕнцового дирижабля автора Кормильцев Илья Валерьевич

Из книги Послесловие к мятежу автора Савельев Андрей Николаевич

Вторая казнь Проведенное властями современной России захоронение “екатеринбургских останков” - это продолжение того преступления, которое состоялось в доме купца Ипатьева. Выстрелы в последнего российского Императора отозвались в ельцинской России.Прежде всего,

Из книги Солженицын и действительность автора Панин Дмитрий Михайлович

20. «Верните нам казнь, Иосиф Виссарионович!» Солженицын рассказывает в «Круге первом», как министр коммунистического гестапо Абакумов просит Сталина вернуть смертную казнь. С такой просьбой можно обратиться к «вождям», хотя, если им покажется необходимым, они и без

Из книги Литературная Газета 6330 (№ 26 2011) автора Литературная Газета

Через горы, через расстоянья Совместный проект "ЛАД" Через горы, через расстоянья ПОДМОСТКИ Россия и Беларусь – основа культурного пространства славянских народов В первой декаде июня в Драматическом театре на Перовской (Москва) состоялся IХ Международный фестиваль

Из книги Письма президентам автора Минкин Александр Викторович

Показательная казнь 20 января 2009Убит адвокат Маркелов. Он на процессе по делу полковника Буданова представлял интересы Кунгаевых, чью дочь Буданов похитил и задушил. Адвокат застрелен на улице после пресс-конференции. Тяжело ранена журналистка «Новой газеты». Случайно?

Из книги Евангелие Михаила Булгакова автора Мирер Александр Исаакович

10. Казнь Евангелия излагают разные варианты исполнения смертного приговора. В двух первых книгах палачами объявлены римляне, в двух вторых - иудеяне. Передача палаческих функций при казни через распятие маловероятна, так как распятие было специфически римским видом

Из книги Газета Завтра 947 (4 2013) автора Завтра Газета

Из книги Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы автора Галан Ярослав Александрович

КАЗНЬ IКогда его ввели в зал суда, там еще никого не было. За окнами уже третий день бесновалась метель, и сквозь облепленные сне­гом стекла в зал заползали сумерки. Он сидел между двумя хму­рыми конвоирами и робко покашливал хриплым, глубоким каш­лем. Ему было неловко

Из книги Давай, до свиданья! Как спастись от мигрантов автора Челноков Алексей Сергеевич

Санкция на казнь Лондон, сентябрь 2010-го. На северном берегу Темзы, к западу от Лондонского Сити, в небольшой квартирке Вестминстера шейх Абу Басыр ат-Тартуси обдумывал фетву для братьев с далекого Кавказа. В окне был виден золотой купол Центральной мечети, муэдзин созывал

Из книги Париж от Цезаря до Людовика Святого. Истоки и берега автора Дрюон Морис

Казнь Брунгильды Стало быть, франкские короли завладели всей Западной Европой, кроме Италии и Иберии. Граница их государства тянулась от современного Лейпцига до современной Ниццы, пересекала Баварию, огибала озеро Констанция и шла вдоль Сен-Готарда.Кончина

Из книги Христос родился в Крыму. Там же умерла Богородица. [Святой Грааль – это Колыбель Иисуса, долго хранившаяся в Крыму. Король Артур – это отражение Христ автора Носовский Глеб Владимирович

2. Коммод правил, действуя через временщиков, а особенно через могущественного Клеандра «Античные классики» говорят, что, начиная с некоторого момента, Коммод стал править не самостоятельно, а передал бразды правления сначала временщику Переннию, а потом временщику

"Одной смерти для таких людей неностаточно: мы должны прибавить механики"

"Кровавая графиня"

Зародилось человечество-появились конфликты. Но т.к. по началу все были равны, все ограничивалось мордобоем, иногда с летальным исходом. В частности-кто сильнее, тот и прав.

Время шло-появились цивилизации, люди перестали быть равными. Теперь одной физической силы было недостаточно, твою правоту решали твои финансы и положение в обществе. С развитием техн. прогресса выпытать из обвиняемого желаемое уже вовсе не состовляло труда-бедняги уже и сами были рады смерти, их избавлению.

Ниже представленны памятники человеческой жестокости и изощернности ума. К сожалению, пока немного, но ту би континиус будет! Обещаю.

Ах да, описание изуверств скомуниздила... Ан нет, а вот и не с Хоррорса! :)

Не скажу от куда, короче:)

ПЕН-ФОРТ-ЭТ-ДЮР

Пен-форт-эт-дюр (peine fort et dure), или “смертельный прессинг”, впервые появился в Англии в 1406 г. и хотя постепенно применение этого наказания почти прекратилось, официально его отменили только в 1772 г.

В Ньюгейтской тюрьме тюремный двор так и называли “пресс-ярд”, кроме того комната, в которой чаще всего подвергались этой пытке заключенные, называлась “пресс-рум”.

Хотя мы уже говорили о пытке раздавливанием, та обычно не доводилась до смерти допрашиваемого. В отличие от нее, "смертельный прессинг" изначально являлся орудием мучительной казни. Смерть при нем наступала только после долгих мучений, когда дыхательные мышцы осужденного, с трудом поднимавшие тяжелый груз, утомлялись и он погибал от медленного удушья.

Процедура была настолько проста, насколько и жестока, о чем можно судить из самого текста судебного приговора: "Заключенного после суда возвратить в то место, откуда он был доставлен и поместить в темную комнату, где положить его на спину. На нем не должно быть никакой одежды кроме набедренной повязки. Затем возложить на него столько тяжелых грузов, сколько он может вынести, и даже больше. Кормить его только черствым хлебом и поить только водой, причем пусть он не пьет воды в тот день, когда ест, и не ест в тот день, когда пьет воду. И так поступать до тех пор, пока он не умрет". Позже в эту процедуру внесли кое-какие изменения, хотя эта казнь не стала гуманнее от подобных нововедений:

Это наказание применялось сначала для того, чтобы заставить подозреваемого признать свою вину. Чтобы понять, зачем это делалось, нужно вспомнить, что в те времена судебное разбирательство начиналось только тогда, когда обвиняемый признавал себя или виновным или невиновным в инкриминируемом ему преступлении. Кроме того тот факт, что имущество признанного виновным преступника поступало в казну государства, нередко заставлял его прикидываться.немым, чтобы таким образом сохранить свою собственность для своих детей. Большинство таких “неразговорчивых” узников заставляли говорить, применив к ним пен-форт-эт-дюр, однако есть свидетельства того, что отдельные из них умирали под пыткой, но не раскрывали рта, таким образом лишая Корону ее законной добычи:

В 1740 г. некоего Мэттью Райана судили за ограбление. Когда его арестовали, он прикинулся сумасшедшим, содрал с себя все одежды и разбросал по камере. Тюремщики так и не смогли заставить его одеться; в суде он появился в чем мать родила. Там он прикинулся глухонемым, не желая признавать себя виновным. Тогда судья повелел жюри присяжных обследовать его и сказать, был ли он сумасшедшим и глухонемым по воле “Божьей” или “по собственному умыслу”. Приговор жюри был - “по собственному умыслу”. Судья еще раз попытался разговорить узника, однако тот никак не реагировал на обращенные к нему слова. Закон требовал применения пен-форт-эт-дюр, однако судья, пожалев упрямца, отложил пытку на будущее, надеясь, что тот, посидев в камере и хорошенько подумав, образумится. Когда тот снова предстал перед судом, повторилось то же самое, и суд, наконец, вынес страшный приговор: применить “смертельный прессинг”. Приговор привели в исполнение два дня спустя на базарной площади в Килкенни. Когда ему на грудь навалили грузы, он умолял повесить его, однако не во власти шерифа было что-либо изменить.

(“Террифик Реджистер”, Эдинбург, 1825).

Изнасилование женщин животными

<Название этой статьи поначалу кажется абсурдом. Разве возможны сексуальные забавы животных с людьми. Ну, конечно, многие слышали о скотоложцах, которые развлекаются с животными, но это?

Разве возможно, чтобы животное силой взяло женщину? К сожалению, это оказалось не только возможно, но и было взято на вооружение извергами, которым стало мало всех тех пыток, что придумало человечество за свое существование. Им показалось необходимым растоптать человеческое "Я" пленницы и таким образом. Кроме того, многих забавляла и сама зрелищность этого "процесса". Смыслом этой зверской пытки было предельно унизить несчастную, подвергнув ее тому, чего, казалось бы, не могло существовать. Было надо превратить человека в животное, превратив его в некое подобие того невольного сексуального партнера. Ну и без этих объяснений, каждый сможет себе представить, что чувствовали несчастные, когда в то место, что принадлежало только их любимому человеку, вторгался дикий зверь. Увы, такое существовало и как пытка, и как изощренное издевательство и как садистская казнь. …

Вот как описывает происходившее в римском амфитеатре известный исследователь Даниэль П. Манникс в своей книге “Идущие на смерть…”

Сексуальные сношения между женщинами и животными часто показывали под трибунами, подобно тому как их сегодня демонстрируют на площади Пигаль в Париже. Такие зрелища показывали время от времени и на арене..

Проблема состояла в том, чтобы найти животных, которые бы делали то, что от них требовалось Осла или даже большую собаку, которые бы добровольно совокупились с женщиной перед кричащей толпой, было трудно найти, и, конечно, требовалась помощь со стороны женщины. Если женщина хотела совокупления сама, то это мало развлекало толпу.

Бестиарий (дрессировщик, обучавший зверей в амфитеатре) упорно пытались научить животных насиловать женщин. Для этого обычно женщин покрывали шкурами животных или помещали их в деревянные модели коров или львиц. Во время представления пьесы под названием “Минотавр” Нерон приказал поместить актера, исполнявшего роль Пасифая, в деревянную корову, а актеру, изображавшему быка, совокупиться с ним. Однако эти приспособления оказались неэффективны при работе с настоящими животными, и этот проект пришлось оставить.

Карпофор, набравшийся с раннего детства опыта под трибунами, очень хорошо понимал, в чем тут дело. Животные в основном ориентируются с помощью обоняния, а не зрения. Молодой бестиарий внимательно следил за всеми самками в эверинце и, когда у них наступала течка, пропитывал их кровью мягкие ткани.

Эти ткани он пересчитал и отложил. Затем он нашел под трибунами женщину, согласившуюся помогать ему. Используя совсем ручных животных, не обращавших внимания на шум и столпотворение вокруг них, он побуждалих совокупляться с женщиной, завернутой в заготовленные ткани. Как и во время работы с людоедами, он создавал у животных привычный образ поведения и никогда не давалимвозможности вступать в контакт с самками своего вида. По мере того, как к животным приходила уверенность, они становились агрессивными. Если женщина, следуя инструкциям Карпофора, защищалась, гепард вонзал свои когти ей в плечи, хватал ее за шею зубами, тряс и вынуждал подчиниться. Карпофор использовал несколько женщин для того, чтобы хорошо натренировать животных. Изнасилованная конем, быком или жирафом женщина обычно не переживала испытания, но он всегда мог достать сломленных жизнью старых проституток из провинции, которые не понимали в полной мере, в чем заключается их работа до тех пор, пока не было слишком поздно.

Карпофор произвел сенсацию своими новыми трюками. Никто не представлял себе львов, леопардов, диких кабанов и зебр, насилующих женщин. Римляне очень любили представления на мифологические сюжеты. Зевс, царь богов, часто насиловал молодых девушек, принимая облик различных животных, поэтому такие сцены могли быть представлены на арене. Карпофор поставил сцену изнасилования быком молодой девушки, изображавшей Европу. Зрители неистово аплодировали.

Апулей оставил нам живое описание одной из подобных сцен.

Отравительница, отправившая на тот свет пять человек с целью завладеть их состоянием, должна была быть растерзана на арене дикими зверями. Но сначала, чтобы увеличить муки и позор, ее должен был изнасиловать осел. На арене была поставлена кровать, отделанная черепаховыми гребнями, с матрасом из перьев, покрытая китайским покрывалом. Женщину растянули на кровати и привязали к ней. Осел был обучен вставать коленями на кровать, иначе ничего бы не получилось. Когда совокупление закончилось, на арену выпустили диких зверей, и они быстро положили конец страданиям несчастной женщины.

Бестиарии старого закала презирали Карпофора. Они утверждали, что, ставя грязные зрелища, он унизил их благородную профессию. Они, правда, забыли, что в годы их молодости старые бестиарии осуждали их самих за то, что они учат хищников пожирать беззащитных мужчин и женщин. В действительности, обе стороны были достойны друг друга. Зрелища все больше деградировали. Что когда-то было демонстрацией настоящего мужества и искусства, хотя и зверского, постепенно становилось только предлогом для жестких и сексуально извращенных зрелищ.

Шимпанзе напаивали, а затем подстрекали насиловать привязанных к столбам девушек. Когда этих обезьян размером с человека открыли в Африке, римляне приняли их за настоящих сатиров, существ из мифологии. На арене побывали и другие обезьяны тоже ростом с человека - титирусы - с круглыми мордами красноватого цвета и усами. Их изображения можно увидеть на вазах. Это были, по-видимому, орангутанги, которых привезли из Индонезии. Насколько мне известно, римляне никогда не выставляли в цирках горилл, хотя эти самые большие в мире обезьяны были известны еще финикийцам, которые и дали им название, означающее “волосатые дикари”.

Одна богатая знатная дама, пообещав Карпофору фантастическую сумму денег, попросила его привести к ней домой ночью одного из его дрессированных ослов. Карпофор, естественно выполнил ее просьбу. Дама тщательно подготовилась в приход ду осла. Четыре евнуха постелили на пол перину, покрытую тирской пурпурной тканью, вышитой золотом, и положили в изголовье мягкие подушки. Дама приказа Карпофору привести осла на постель, и затем собственными руками натерла его бальзамом. Когда приготовления закончились, Карпофора попросили покинуть комнату и прийти на следующий день. Подобная история подробно описана в книге Апулея “Золотой осел”.

Дама требовала услуг осла так часто, что Карпофор начал опасаться, что она изнурит себя и погибнет, но через несколько недель он уже беспокоился только о том, что дама истощит силы ценного животного. Однако, он заработал огромные деньги на этом.

Использовали эту варварскую процедуру и в других странах, как вариант зверской пытки, нередко предшествовавшей казни. Так, в частности, вот что пишет Сюй Инцю (XIV век - Китай) о прекрасной и жестокой Гаосинь, фаворитке принца Цюя. "Диюй и Чаопин (наложниц принца) вывели на городскую площадь, раздели донага, поставили на колени и в таком положении привязали к вбитым в землю кольям. Затем начали случать с ними баранов, козлов и даже кобелей, к немалому удовольствию Гаосинь. Потом наложницы были разрублены пополам".

Не забывали о такой пытке и наши современники. Так, есть упоминании о выпускании на связанных женщин собак, натасканных насиловать представительниц прекрасного пола и пиночетовской охранкой и спецслужбами некоторых других латиноамериканских диктатур.

“Дикие люди!" - скажет иной читатель. Замечу, однако, что зоофилией не брезговали и представители некогда высокоразвитых цивилизаций: к примеру, на раскопках Содома и Гоморры были найдены фрески, которые смело можно назвать “Животной Кама Сутрой”. Находили нечто подобное и при раскопках поселений других древних народов. И что характерно: эта разновидность сексуальных извращений - в отличие от тех же некрофилии, педофилии и проч., и проч. - имеет свою “философию”, уходящую корнями в века. Вкратце скажу, что базируется она на желании древних “приблизиться” к своим тотемным предкам, ну, а уж как они “приближались” к тем же “не прикосновенным” коровам, лошадям сами. Последствия таких соитий всегда были печальны (см. Содом и Гоморру), но явление тем не менее так и осталось не искорененным.

Мало кто знает, что в СССР первая банда зоофилов-садистов была ликвидирована еще... в середине 70-х годов. Маньяки, облюбовавшие заброшенную подмосковную дачу в качестве “киностудии”, крали не только взрослых женщин, но и детей, заставляли вступать их в противоестественные акты с собаками и все это фиксировали на пленку. Технология применялась простая: на тела жертв наносили выделения точной ****, после чего на них спускали обезумевшего “от страсти” кобеля.

В этом деле, ставшим впоследствии уголовным, стоит отметить два важных обстоятельства. Во-первых, никто из жертв не вышел с “киностудии” живым - всех их после “съемок” банда, состоявшая из пяти человек, зверски убивала. Во-вторых, сами “зоофилы” занимались этими мерзостями, как говорится. “из любви к искусству”: продать куда-либо такие съемки представлялось в те годы весьма маловероятным. А погорели-таки они на собственной жадности: первый же контакт с иностранным туристом в Москве, которому попытались “запродать кино”, привел к раскрытию банды. Шокированный интурист не побоялся обратиться в советскую милицию, опера вышли на “смежников”, а задерживало бандитов уже силовое подразделение КГБ.

Затем последовал закрытый судебный процесс, всех пятерых участников быстренько расстреляли. Само дело было погребено в архивах и озвучивалось в дальнейшем лишь на курсах повышения квалификации руководящего состава правоохранительных органов. Причем основной упор делался не на “зоофильских мотивах”, а на “проникновении в СССР западных агентур”: на подпольной “киностудии” следователи обнаружили самодельные свастики и - прочую фашистскую символику, увязав ее наличие с “рукой Запада”.

Хоти группа была вполне “местной”, и по отдельным отрывкам материалов следствия можно понять, что возглавлявшие ее 25-летний Анатолий К. и 30-летний Борис В. были скорее психически неполноценными убийцами, нежели западными “наймитами”.

Так, что если отбросить возможность использования подобного различными извращенцами и маньяками, остается огромный простор для занятий такого рода истязаниями самых разных секретных служб в самых разных странах. Не думаю, чтобы эта пытка ушла в прошлое. Слишком уж притягательна ее, щелочащая душу палачей, запретная сладость.

Истязания половых органов

Не подлежит сомнению тот факт, что наиболее чувствительными местами тела человека являются половые органы, их богатая иннервация обусловлена необходимостью производства оргазма, усиливающий рефлекс продолжения рода. Все это было предусмотрено природой еще у животных. У человека все эти рефлексы были подкреплены чувством любви. Разве не странно, что те части тела, которые были должны дарить радость от близости с любимым человеком, в чьем то извращенном мозгу стали использоваться для изуверских пыток.

Скорее всего, первым шагом на этом страшным пути было изобретение пыток такого рода для мужчин. В этом нас могут убедить рисунки Древних Египта и Ассирии, где мы видим надрезы на члене, сдавливание мошонки, прижигание факелом. Однако источники тех времен не донесли до нас подобные пытки женщин. Поэтому начнем рассказ с истязания мужчин. Самым простым и эффективным методом было простое избиение. Оно широко распространено по всему миру и в наше время.

Так в Древней Греции описано введение колючей ветви в мочеиспускательный канал допрашиваемых. Рассказывая по императора Домициана, Светоний в "Жизни 12 цезарей", пишет - "ко многим, существовавшим доселе пыткам он прибавил еще одну - прижигал людям огнем их срамные члены". Не лучше был и его предшественник Тиберий, чья лютая подозрительность вошла в легенды - "с умыслом напоив людей чистым вином, затем им неожиданно перевязывали члены и они изнемогали от задержки мочи и режущей перевязки".

Мы рассказывали уже о прессе для грудей, которым истязали несчастных пленниц. Для мужчин было сделано похожее устройство, при помощи которого медленно раздавливали яички. Редко какой человек мог выдержать эту пытку. В одном из руководств инквизиторам, говорилось, что "с помощью пресса в половой области можно заставить мужчину признаться в любом преступлении". Существовало более изощренное устройство, прозванное "козел", это было вытесанное клином бревно с приделанной к нему перпендикулярной стойкой. Обвиняемого усаживали верхом на этот снаряд, притягивали его к вертикальной стойке, так что он наваливался пахом на скошенное сиденье. Последнее было сделано по типу тисков, его половины раздвигали, так что туда опускались интимные части допрашиваемого, а затем начинали медленно сдвигаться. Я говорил о "Ведьмином кресле", палачи выдумали специальный вариант его для мужчин, когда их усаживали на сиденье, где шипы были закреплены таким образом, что пронзали мошонку и член. Нередко во время допроса, палач просто надавливал на интимные органы истязуемого, нанизывая их на шипы, стараясь добиться признания.

Так же, как и женщинам, мужчинам раздавливали и прижигали соски, подвешивали к ним грузы. Я не буду говорить о таких приспособлениях, как "крокодил" и зубчатый раздавливатель, специально выдуманных палачами инквизиции для истязания мужчин.

В Сталинских застенках популярностью пользовалась пытка "давить на яйца". Человека раздевали ниже пояса, охранники прижимали его руки и ноги к полу, разведя их в стороны, а следователь носком своего ботинка (или изящной туфелькой) надавливал на мошонку, усиливая давление, пока человек не признавался во всем. Бывший министр госбезопасности А.Абакумов давая показания, говорил "такого не выдерживал никто, надо было только не переборщить, иначе было трудно потом выводить на процесс". Не гнушались подобного занятия и женщины. Самым страшным палачом в Ленинградском НКВД в 1937-40-х годах была некая "Сонька Золотая ножка". Эта хорошенькая 19-летняя девушка умудрялась добиться нужных показаний от любого. Она приказывала распять арестованного голым на столе, привязав его к ножкам и начинала давить ногой на половые органы. Но не щадила она и женщин, девушек, если ей таковые попадались, не глядя на возраст, толстым железным штырем лишала девственности. Допрашивая одну 18-летнюю студентку консерватории, очень красивую, она привязала ее оголенную по пояс к стулу, уложила ее груди на доску стола, сама стала на стол и острым каблуком давила ей на груди, превратила в месиво один из сосков.

В германском гестапо любили вводить через катетер в мочевой пузырь обвиняемого кислоту, вызывая дикую боль. В наше время этот метод взят на вооружение итальянской мафией и арабскими террористами.

Пользовалось популярностью и осталось до наших дней подвешивание допрашиваемого за интимные органы или рывки за веревку, закрепленную на них. Как описывал один из свидетелей против ЮАР, заслушанный Международным трибуналом в 1980 году: "… один раз майор Гааз и лейтенант Стивенс привязали медную проволоку к моим половым органам, другой конец они привязали к дверной ручке. Стивенс зажег паяльную лампу и поднес ее мне к лицу, я отодвинулся, проволока натянулась и я потерял сознание. Меня облили водой и все повторялась несколько раз. Гааз что-то говорил мне, но я так орал от боли, что ничего не слышал".

Перейдем теперь к представительницам прекрасного пола. Жестокость палачей не могли смягчить не возраст обвиняемых, ни женская красота. Я уже рассказывал в других разделах о том, чем дознаватели "осчастливили" женщин за прошедшие века. Там говорится о прессе для грудей, разрывателе грудей, испанском пауке, испанском осле, кресле иудеев, жуткой влагалищной груше; о пытках, специально выдуманных для причинения боли женской груди

Прекрасно зная самые нежные места женщины - ее груди и промежность, палачи изобретали все новые и новые способы причинить своей жертве, как можно больше страданий.Так существовала пытка фаллосом или "членом Сатаны". Это был грубый, зачастую намеренно усаженный острыми гранями, шипами или лепестками, превращавшим его в подобие шишки. Название "член Сатаны" появилось от средневекового суеверия попов, что у дьявола член чешуйчатый и причиняет при любовном акте сильную боль. Так и палачи с силой загоняли этот предмет во влагалище допрашиваемой, грубо дергали его взад-вперед, крутили, этот зверский инструмент, особенно если был усеян чешуйками, не позволявшими легко вытащить его обратно, рвал в клочья стенки влагалища несчастной.

Половые органы обвиняемых прижигали огнем, обливали кипятком, как это говорилось в "воздействии жара и холода". Во все времена любили прижигать соски допрашиваемых раскаленным железом или огнем. Жуткая боль заставляла сознаться большинство людей. В Судебнике 1456 года говорилось, "сечь женку без дела, ей титьки надо каленым припечь, тогда все скажет". Как и мужчин женщин били в пах, причем в Латиноамериканских странах излюбленным методом полиции остается удар ногой в низ живота женщины.

Такой удар вызывает ушиб мочевого пузыря и непроизвольное мочеиспускание. Девушка мгновенно из гордой красавицы превращается в испуганную, дрожащую от стыда, пленницу.

В заключение можно сказать, что какой бы способ не придумывали палачи, суть его остается одна, жуткой болью вынудить признать все, что им надо. Об объективности такого допроса можно и не думать.

Как я и говорила: продолжение следует...

Настроение: Ехидно-кровавенькое

Музыка: Канибал Корпс


Возрождением пыток назвал известный анархист П. А. Кропоткин в таких условиях институт заложников.
Но этими заложниками фактически являлись все заключенные в тюрьмах.
Из воспоминаний С. П. Мельгунова:
«Когда я был в заключении в Бутырской тюрьме, я встретился здесь с московским доктором Мудровым. Я не знаю, в чем он обвинялся. Но, очевидно, никаких значительных реальных обвинений ему не было предъявлено. Он был переведен из тюрьмы Чека в общую тюрьму и здесь находился уже несколько месяцев. Он обжился как бы в тюрьме, и тюремная администрация с разрешения следователя при отсутствии необходимого в тюрьме медицинского персонала привлекла Мудрова к выполнению обязанностей тюремного врача. В тюрьме была тифозная эпидемия, и доктор Мудров самоотверженно работал, как врач. Его больше не вызывали на допросы. Можно было думать, что дело его будет ликвидировано, во всяком случае, ясно было, что прошла уже его острота. Однажды, во время исполнения Мудровым своих врачебных обязанностей, его вызвали на допрос в Чека. Он оттуда не вернулся, и мы узнали через несколько дней, что он расстрелян. Казалось, не было повода для такой бессмысленной жестокости. За что расстрелян был доктор Мудров - этого так никто и не узнал. В официальной публикации о нем 17 октября в «Известиях» было сказано лишь то, что он «бывший член кадетской партии».

Я помню другую встречу, быть может, произведшую на меня еще большее впечатление. Это было уже летом 1922 года. Я был арестован в качестве свидетеля по делу социалистов-революционеров. Однажды меня вызвали из камеры на суд.

Вели меня с каким-то пожилым изнуренным человеком. По дороге мне удалось перекинуться с ним двумя-тремя словами. Оказалось, что это был полковник Перхуров, участник восстания против большевиков, организованного Савинковым в Ярославле в 1918 году. Перхуров сидел в тюрьме Особого отдела ВЧК, - полуголодный, без книг, без свиданий, без прогулок, которые запрещены в этой якобы следственной тюрьме. Забыли ли его или только придерживали на всякий случай - не знаю. Вели его на суд также, как свидетеля, но... на суде он превратился вновь в обвиняемого. Его перевели в Ярославль, и там через месяц, как прочел я в официальных газетных извещениях, он был расстрелян. Один офицер просидел полтора года в этой ужасной по обстановке тюрьме Особого отдела и, быть может, еженощно ждал своего расстрела.

Я взял лишь два примера, которые прошли перед моими глазами. А таких сотни! И, если это совершалось в центре и в дни, когда анархия начала большевицкого властвования сменилась уже определенно установленным порядком, то что же делалось где-нибудь в отдаленной провинции? Тут произвол царил в ужасающих формах. Жить годами в ожидании расстрела - это уже физическая пытка. Такой же пыткой является и фиктивный расстрел, столь часто и повсеместно применяемый следователями ЧК в целях воздействия и получения показаний.

Много таких рассказов зарегистрировал я в течение своего пребывания в Бутырской тюрьме. У меня не было основания не верить этим повествованиям о вынесенных переживаниях - так непосредственны были эти впечатления. Такой пытке подверглись, например, некоторые подсудимые в деле петербургских кооператоров, рассматривавшемся осенью 1920 года в Москве в Верховно-революционном трибунале. Следствие шло в Петербурге. Одного из подсудимых несколько раз водили ночью на расстрел, заставляли раздеваться догола на морозе, присутствовать при реальном расстреле других - ив последний момент его вновь уводили в камеру для того, чтобы через несколько дней вновь прорепетировать с ним эту кошмарную сцену. Люди теряли самообладание и готовы были все подтвердить, даже не существовавшее, лишь бы не подвергаться пережитому. Присужденный к расстрелу по делу Локкарта американец Калматьяно в Бутырской тюрьме рассказывал мне и В. А. Мякотину, как его и его сопроцессника Фриде дважды водили на расстрел, объявляя при этом, что ведут на расстрел. Калматьяно осужден был в 1918 году, и только 10 мая 1920 года ему сообщили, что приговор отменен. Все это время он оставался под угрозой расстрела.

Находившаяся одновременно со мной в тюрьме русская писательница О. Е. Колбасина в своих воспоминаниях передает о таких же переживаниях, рассказанных ей одной из заключенных. Это было в Москве, во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, то есть в самом центре. Обвиняли одну женщину в том, что она какого-то офицера спасла, дав взятку в 100 тысяч рублей. Передаю ее рассказ так, как он занесен в воспоминания Колбасиной.

На расстрел водили в подвал. Здесь «несколько трупов лежало в нижнем белье. Сколько, не помню.
Женщину одну хорошо видела и мужчину в носках. Оба лежали ничком. Стреляют в затылок... Ноги скользят по крови... Я не хотела раздеваться - пусть сами берут, что хотят.

«Раздевайся!» - гипноз какой-то. Руки сами собой машинально поднимаются, как автомат расстегиваешься... сняла шубу. Платье начала расстегивать... И слышу голос, как будто бы издалека - как сквозь вату: «на колени». Меня толкнули на трупы. Кучкой они лежали. И один шевелится еще и хрипит. И вдруг опять кто-то кричит слабо-слабо, издалека откуда-то: «вставай живее» - и кто-то рванул меня за руку. Передо мной стоял Романовский (известный следователь) и улыбался. Вы знаете его лицо - гнусное и хитрую злорадную улыбку.
- Что, Екатерина Петровна (он всегда по отчеству называет), испугались немного? Маленькая встряска нервов? Это ничего. Теперь будете сговорчивее. Правда?»
Пытка то или нет, когда мужа расстреливают в присутствии жены?

Такой факт рассказывает в своих воспоминаниях Н. Давыдова. «Узнали сегодня, что... баронесса Т-ген не была расстреляна. Убит только муж, и несколько человек с ним. Ей велено было стоять и смотреть, ждать очереди. Когда все были расстреляны, ей объявили помилование. Велели убрать помещение, отмыть кровь. Говорят, у нее волосы побелели».

В «Еженедельнике ЧК» зарегистрировано немало аналогичных эпизодов. Все это свидетельства из первоисточника.
Поражают чудовищные факты пыток в провинции.
«Саратовский овраг, куда сбрасываются трупы жертв местной Чека. Здесь на протяжении 40-50 сажень сотнями навалены трупы. На этот овраг в октябре 1919 года ведут двух молодых женщин и «у раздетых под угрозой револьверов над зияющей пропастью» требуют сказать, где-один из их родственников. Тот, кто рассказывает это, видел двух совершенно седых молодых женщин».

Хоть и редко, но все-таки часть несчастных, подвергавшихся физическим и нравственным мукам, оставалась жива и своими изуродованными членами и совершенно седыми не от старости, а от страха и мучений волосами лучше всяких слов свидетельствовала о перенесенном.
Некоторым чудом удалось избежать смерти, и они свидетельствовали, как после пыток людей тащили на расстрел. Так узнали об ужасной пытке над членом Учредительного собрания Иваном Ивановичем Котовым, которого вытащили на расстрел из трюма барки с переломанной рукой и ногой, с выбитым глазом (расстрелян в 1918 году).

А вот Екатеринодарская ЧК, где в 1920 году применяются те же методы воздействия. Доктора Шестакова везут в автомобиле за город на реку Кубань. Заставляют рыть могилу, идут приготовления к расстрелу и... дается залп холостых выстрелов. То же проделывается насколько раз с неким Корвин-Пиотровским после жестокого избиения. Хуже - ему объявляют, что арестованы его жена и десятилетняя дочь. И ночью проделывают перед глазами отца фальшивую инсценировку их расстрела.

Пытки совершаются путем физического и психического воздействия. Это происходило следующим образом. Жертва растягивается на полу застенка. Двое дюжих чекистов тянут за голову, двое за плечи, растягивая таким путем мускулы шеи, по которой в это время пятый чекист бьет тупым железным орудием, чаще всего рукояткой нагана или браунинга. Шея вздувается, изо рта и носа идет кровь. Жертва терпит невероятные страдания...


«В одиночке тюрьмы истязали учительницу Домбровскую, вина которой заключалась в том, что у нее при обыске нашли чемодан с офицерскими вещами, оставленными случайно проезжавшим еще при Деникине ее родственником офицером. В этой вине Домбровская чистосердечно созналась, но чекисты имели донос о сокрытии Домбровской золотых вещей, полученных ею от родственника, какого-то генерала. Этого было достаточно, чтобы подвергнуть ее пытке.

Предварительно она была изнасилована и над нею глумились. Изнасилование происходило по старшинству чина. Первым насиловал чекист Фридман, затем остальные. После этого подвергли пытке, допытываясь от нее признания, где спрятано золото. Сначала у голой надрезали ножом тело, затем железными щипцами, плоскозубцами, отдавливали конечности пальцев. Терпя невероятные муки, обливаясь кровью, несчастная указала какое-то место в сарае дома № 28 по Медведевской улице, где она и жила. В 9 часов вечера 6 ноября она была расстреляна, а часом позже в эту же ночь в указанном ею доме производился чекистами тщательный обыск, и, кажется, действительно, нашли золотой браслет и несколько золотых колец».

В Москве в период ликвидации ЧК крупного политического дела в 1919 году в камеры заключенных была посажена вооруженная стража; в камеры постоянно являлись коммунистки, заявлявшие страже: это шпионы, при попытке к бегству вы можете их убить.
В Пензе председательницей ЧК была женщина Бош, зверствовавшая так в 1918 году, что была даже отозвана центром.

В Вологде председатель ЧК двадцатилетний юноша любил такой прием (1920). Он садился на стул у берега реки. Выводили из ЧК допрашиваемых, сажали их в мешки и опускали в прорубь. Он признан был в Москве ненормальным, когда слух о его поведении дошел до центра.
В Тюмени - пытки и порка резиной.
В Новочеркасской тюрьме следователь засовывал в рот допрашиваемого дула двух наганов, мушками цеплявшихся за зубы, выдергивал их вместе с десной.

Об этих застенках ЧК собраны огромные материалы «Особой комиссией» генерала Деникина.
Пыткой или нет является та форма казни, которая была применена в Пятигорске по отношению к генералу Рузскому и другим? «Палачи приказывали своим жертвам становиться на колени и вытягивать шеи. Вслед за этим наносились удары шашками. Среди палачей были неумелые, которые не могли нанести смертельного удара с одного взмаха, и тогда заложника ударяли раз по пяти, а то и больше».

Рузского рубил «кинжалом» сам Атарбеков - руководитель ЧК. Другим «рубили сначала руки и ноги, а потом уже головы».
В уральской ЧК - как свидетельствует в своем докладе Фрума Фрумкина - допрашивают так: «Медера привели в сарай, поставили на колени к стене и стреляли то справа, то слева. Гольдин (следователь) говорил: «Если не выдадите сына, мы вас не расстреляем, а предварительно переломаем вам руки и ноги, а потом прикончим». Медер на другой день был расстрелян.

Кстати, хочется сказать несколько слов о самой Фрумкиной. Знаменитая террористка. В 1903 году минская мещанка Фрумкина была арестована в Киеве за организацию подпольной типографии, при аресте она оказала бешеное сопротивление и пыталась пырнуть ножом жандармского офицера по фамилии Спиридович. Уже сидя в тюрьме, Фрумкина напросилась на допрос к генералу Новицкому, и, как только генерал начал записывать ее фальшивые показания, она бросилась на него, обхватила за голову и попыталась перерезать перочинным ножиком сонную артерию, но это не удалось. В результате Фрумкину сослали на каторгу в Зарентуй, откуда она сбежала, и в следующий раз была арестована уже в Москве, на представлении «Аиды» в Большом театре, при попытке покушения на московского градоначальника генерал-майора А. А. Рейнбота посредством дамского браунинга и пуль, отравленных синеродистым кали (эта попытка также была неудачной).

В 1909 году в Бутырской тюрьме она сумела обзавестись револьвером и стреляла в тюремного начальника Багрецова, за что по совокупности преступлений была приговорена к смертной казни через повешение. Как потом она сама рассказывала за день до казни, во время прогулки, ее подменила ненормальная уголовница из галицийских евреек. Уголовницу и казнили, а Фрумкина в 1909 году вышла на волю и сразу попала в Мариинскую больницу для бедных, так как у нее открылся тяжелый душевный недуг.
Вот такие герои революции...

Приведем описание «подвигов» коменданта Харьковской ЧК Саенко. Этот садист приобрел особенно громкую славу при занятии и эвакуации Харькова большевиками в 1919 году.
Это один из самых страшных палачей-чекистов. В руки этого маньяка были отданы сотни людей.

Один из свидетелей рассказывает, что, войдя в камеру (после ареста), он обратил внимание на перепуганный вид заключенных. На вопрос «Что случилось?» получил ответ: «Был Саенко и увел двух на допрос, Сычева и Белочкина, и обещал зайти вечером, чтобы «подбрить» некоторых заключенных».

Прошло несколько минут, распахнулась дверь, и вошел молодой человек лет 19, по фамилии Сычев, поддерживаемый двумя красногвардейцами. Это была тень, а не человек. На вопрос «Что с вами?» короткий ответ: «Меня допрашивал Саенко». Правый глаз Сычева был сплошным кровоподтеком, на правой скуловой кости огромная ссадина, причиненная рукояткой нагана. Недоставало 4 передних зубов, на шее кровоподтеки, на левой лопатке зияла рана с рваными краями; всех кровоподтеков и ссадин на спине было 37».
Саенко допрашивал их уже пятый день. Белочкин с допроса был свезен в больницу, где и умер.

Излюбленный способ Саенко: он вонзал кинжал на сантиметр в тело допрашиваемого и затем поворачивал его в ране. Все истязания Саенко производил в кабинете следователя Особого отдела, на глазах Якимовича, его помощников и следователя Любарскаго».
Дальше тот же очевидец рассказывает о казни нескольких заключенных, учиненной Саенко в тот же вечер. Пьяный или накокаиненный Саенко явился в 9 часов вечера в камеру в сопровождении австрийского штабс-капитана Клочковского, «он приказал Пшеничному, Овчеренко и Белоусову выйти во двор, там раздел их донага и начал с товарищем Клочковским рубить и колоть их кинжалами, нанося удары сначала в нижние части тела и постепенно поднимаясь все выше и выше. Окончив казнь, Саенко возвратился в камеру весь окровавленный со словами: «Видите эту кровь? То же получит каждый, кто пойдет против меня и рабоче-крестьянской партии». Затем палач потащил во двор избитого утром Сычева, чтобы тот посмотрел на еще живого Пшеничного, здесь выстрелом из револьвера добил последнего, а Сычева, ударив несколько раз ножнами шашки, втолкнул обратно в камеру».

Что испытывали заключенные в подвалах тюрем, говорят надписи на подвальных стенах. Вот некоторые из них: «Четыре дня избивали до потери сознания и дали подписать готовый протокол; и подписал, не мог перенести больше мучений», «Перенес около 800 шомполов и был похож на какой-то кусок мяса... расстрелян 26-го марта в 7 часов вечера на 23-м году жизни», «Комната испытаний», «Входящий сюда, оставь надежды».

Под стать своему начальнику были и его помощники. Свидетели говорят, что подчиненные Саенко следователи Мирошниченко (бывший парикмахер) и 18-летний юноша Иесель Манькин были особенно настойчивы.
«Первый под дулом револьвера заставил прислугу Канишеву «признать себя виновной в укрывательстве офицеров», второй, направив браунинг на допрашиваемого, говорил: «От правильного ответа зависит ваша жизнь».
Третий помощник - матрос Эдуард был знаменит тем, что, дружески разговаривая с заключенным, смеясь беззаботным смехом, умел артистически «кончить» своего собеседника выстрелом в затылок.

Ко всем ужасам с начала апреля «присоединились еще новые душевные пытки»: «казни начали приводить в исполнение почти что на глазах узников; в камеры явственно доносились выстрелы из надворного чулана-кухни, обращенного в место казни и истязаний. При осмотре 16 июня этого чулана в нем найдены были две пудовые гири и отрез резинового пожарного рукава в аршин длиною с обмоткою на одном конце в виде рукоятки. Гири и отрез служили для мучения намеченных чрезвычайкою жертв. Пол чулана оказался покрытым соломою, густо пропитанною кровью казненных здесь; стены против двери испещрены пулевыми выбоинами, окруженными брызгами крови, прилипшими частичками мозга и обрывками черепной кожи с волосами; такими же брызгами покрыт пол чулана».

Из материалов «Деникинской комиссии»:
«Вскрытие трупов извлеченных из могил саенковских жертв показало страшные жестокости: побои, переломы ребер, перебитые голени, снесенные черепа, отсеченные кисти и ступни, отрубленные пальцы, отрубленные головы, держащиеся только на остатках кожи, прижигание раскаленным предметом, на спине выжженные полосы и т. д.

В первом извлеченном трупе был опознан корнет 6-го Гусарскаго полка Жабокритский. Ему при жизни были причинены жестокие побои, сопровождавшиеся переломами ребер; кроме того, в 13 местах на передней части тела произвели прижигание раскаленным круглым предметом и на спине выжгли целую полосу».

Дальше: «У одного голова оказалась сплющена в плоский круг, толщиной в 1 сантиметр; произведено это плющение одновременным и громадным давлением плоских предметов с двух сторон». Там же: «Неизвестной женщине было причинено семь колотых и огнестрельных ран, брошена она была живою в могилу и засыпана землею».

Обыкновенно всех приговоренных Саенко расстреливал собственноручно. Человек, если можно его так назвать, с мутным взглядом воспаленных глаз, он все время был под действием кокаина и морфия. В этом состоянии он еще ярче проявлял черты садизма.
«Одного, лежавшего в тифу приговоренного, он застрелил на тюремном дворе. Маленького роста, с блестящими белками и подергивающимся лицом маньяка бегал Саенко по тюрьме с маузером с взведенным курком в дрожащей руке. Раньше он приезжал за приговоренными. В последние два дня он сам выбирал свои жертвы среди арестованных, прогоняя их по двору своей шашкой, ударяя плашмя.
В последний день нашего пребывания в Харьковской тюрьме звуки залпов и одиночных выстрелов оглашали притихшую тюрьму. И так весь день. В этот день было расстреляно 120 человек на заднем дворике нашей тюрьмы».

Таков рассказ одного из эвакуированных. Это были лишь отдельные «счастливцы» - всего 20-30 человек.
«Мы ждали в конторе и наблюдали кошмарное зрелище, как торопливо вершился суд над заключенными. Из кабинета, прилегающего к конторе, выбегал хлыщеватый молодой человек, выкрикивал фамилию, и конвой отправлялся в указанную камеру. Воображение рисовало жуткую картину. В десятках камер лежат на убогих койках живые люди... И в ночной тиши, прорезываемой звуками канонады под городом и отдельными револьверными выстрелами на дворе тюрьмы, в мерзком закоулке, где падает один убитый за другим, - в ночной тиши двухтысячное население тюрьмы мечется в страшном ожидании.

Раскроются двери коридора, прозвучат тяжелые шаги, удар прикладов в пол, звон замка. Кто-то светит фонарем и корявым пальцем ищет в списке фамилию. И люди, лежащие на койках, бьются в судорожном припадке, охватившем мозг и сердце. «Не меняли?» Затем фамилия названа. У остальных отливает медленно, медленно от сердца, оно стучит ровнее: «Не меня, не сейчас!» Названный торопливо одевается, не слушаются одеревеневшие пальцы. А конвойный торопит: «Скорее поворачивайся, некогда теперь»... Сколько провели таких за 3 часа. Трудно сказать. Знаю, что много прошло этих полумертвых с потухшими глазами. «Суд» продолжался недолго... Да и какой это был суд: председатель трибунала или секретарь - хлыщеватый фенчмен - заглядывали в список, бросали: «уведите». И человека уводили в другую дверь».

В материалах «Деникинской комиссии» мы находим яркие, полные ужаса сцены этой систематической разгрузки тюрем.
«В первом часу ночи на 9 июня заключенные лагеря на Чайковской проснулись от выстрелов. Никто не спал, прислушиваясь к ним, к топоту караульных по коридорам, к щелканью замков и к тяжелой тянущейся поступи выводимых из камер смертников».

«Из камеры в камеру переходил Саенко со своими сподвижниками и по списку вызывал обреченных; уже в дальние камеры доносился крик коменданта: «Выходи, собирай вещи». Без возражений, без понуждения, машинально вставали и один за другим плелись измученные телом и душой смертники к выходу из камер к ступеням смерти».

На месте казни «у края вырытой могилы люди в одном белье или совсем нагие были поставлены на колени; по очереди к казнимым подходили Саенко, Эдуард, Бондаренко, методично производили в затылок выстрел, черепа дробились на куски, кровь и мозг разметывались вокруг, а тело падало бесшумно на еще теплые тела убиенных. Казни длились более трех часов»...

Вот пытки в так называемой «китайской» ЧК в Киеве: «Пытаемого привязывали к стене или столбу; потом к нему крепко привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов ширины»... «Через другое отверстие в нее сажалась крыса, отверстие тут же закрывалось проволочной сеткой, и к нему подносился огонь. Приведенное жаром в отчаяние животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до следующего дня, пока жертва умирала».

Данная комиссия утверждает, что применялась и такого рода пытка: «Пытаемых зарывали в землю до головы и оставляли так до тех пор, пока несчастные выдерживали. Если пытаемый терял сознание, его вырывали, клали на землю, пока он приходил в себя, и снова так же зарывали»...

Как показывают материалы Комиссии, каждая местность, особенно в первый период Гражданской войны, имела свои специфические черты в сфере проявления человеческого зверства. Каждая ЧК имела свою специальность. Например, специальностью Харьковской ЧК, где действовал Саенко, было скальпирование и снимание перчаток с кистей рук.
В Москве на выставке, устроенной большевиками в 1920-1921 годах, демонстрировались «перчатки», снятые с человеческой руки. Большевики писали о том, что это образец зверств «белых». Но на самом деле эти «перчатки» снимались в Харькове Саенко, и в Москве об этом прекрасно знали.

О том, что эти страшные экспонаты содраны с рук пытаемых харьковскими чекистами, единогласно свидетельствовали привезенные в Бутырскую тюрьму анархисты.
«Нас упрекают в готтентотской морали, - говорил Луначарский на заседании Московского Совета 4 декабря 1918 года. - Мы принимаем этот упрек»... И саенковские «перчатки» могли фигурировать на московской выставке как доказательство жестокости...

Эти экспонаты с человеческих рук впоследствии были выставлены в Кремле, в Большом дворце. Об этом говорил в своих воспоминаниях «La Russie Nouvelle» Эдуард Херриот.
В Воронеже пытаемых сажали голыми в бочки, утыканные гвоздями, и катали. На лбу выжигали пятиугольную звезду; священникам надевали на голову венок из колючей проволоки.
В Царицыне и Камышине - пилили кости.
В Полтаве и Кременчуге всех священников сажали на кол.

В рукописной сводке материалов «Большевизм на группах кавказских минеральных вод» 1918 года пишут: «В Полтаве, где царил «Гришка-проститутка», в один день посадили на кол 18 монахов. Жители утверждали, что здесь (на обгорелых столбах) Гришка-проститутка сжигал особенно бунтовавших крестьян, а сам... сидя на стуле, потешался зрелищем».
В Екатеринославе (Днепропетровск) практиковали распятие и побивание камнями.
В Одессе офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку.
Формы издевательств и пыток неисчислимы.

В Киеве жертву клали в ящик с разлагающимися трупами, над ней стреляли, потом объявляли, что похоронят в ящике заживо. Ящик зарывали, через полчаса снова открывали и... тогда производили допрос. И так делали несколько раз подряд. Удивительно ли, что люди сходили с ума.
О запирании в подвал с трупами говорит и отчет киевских сестер милосердия. О том же рассказывала одна из потерпевших гражданок Латвии, находившаяся в 1920 году в заключении в Москве в Бутырке и обвинявшаяся в шпионаже.

Она утверждает, что ее били нагайкой и железным предметом по ногтям, завинчивали на голове железный обруч. Наконец, ее втолкнули в погреб! «Здесь, при слабом электрическом освещении я заметила, что нахожусь среди трупов, среди которых опознала одну мне знакомую, расстрелянную днем раньше. Везде было забрызгано кровью, которой и я испачкалась. Эта картина произвела на меня такое впечатление, что я почувствовала - в полном смысле слова, что у меня выступает холодный пот... Что дальше со мной было, не помню - пришла я в сознание только в своей камере».

Вот заявление Центрального бюро партии социал-революционеров: «В Керенске палачи чрезвычайки пытают температурой: жертву ввергают в раскаленную баню, оттуда голой выводят на снег; в Воронежской губернии, в селе Алексеевском и других, жертва голой выводится зимой на улицу и обливается холодной водой, превращаясь в ледяной столб... В Армавире применяются «смертные венчики»: голова жертвы на лобной кости опоясывается ремнем, концы которого имеют железные винты и гайку... Гайка завинчивается, сдавливает ремнем голову... В станице Кавказской применяется специально сделанная железная перчатка, надеваемая на руку палача, с небольшими гвоздями».

В качестве некой итоговой черты ко всему выше сказанному, наверное, может послужить риторический вопрос современника тех событий прокурора Владимира Краснова:
«Но что могут прибавить эти кошмарные отрывочные воспоминания к общему зрелищу поруганной и распятой России, все еще кровоточащей своими отверстыми ранами?»...

Екатерина Рожаева
"Бутырка"

Гао Чжишен, китайский адвокат-правозащитник, вошедший в число трёх основных кандидатов на получение Нобелевской премии мира 2008, описал жестокие пытки, которым его подвергали в полицейских застенках в 2007 г. в своём письме, опубликованном 9 февраля организациями China Aid Association and Human Rights in China. Темная ночь, темный капюшон и похищение темной мафией.

Об этом моем рассказе когда-нибудь узнают. Он разоблачает истинное лицо сегодняшнего Китая. Он раскрывает истинное лицо и особенности «правящей партии» Китая. Безусловно, этот рассказ неизбежно поставит в неловкое положение и вызовет неприятные чувства у международных «хороших друзей» и «надежных партнеров» КПК в мире. Если, конечно, у этих «хороших друзей» и «надежных партнеров» еще осталась в сердцах человеческая совесть и мораль.Сегодня благосостояние КПК позволило приобрести ей не только большое число «хороших друзей» и «надежных партнеров», но также заставило громко звучать извращенные лозунги такие как «Китай - это страна, в которой правит закон». Оба этих фактора несут катастрофу для прогресса и развития прав человека в Китае.Около 8 часов вечера 21 сентября 2007 года власти устно известили меня, что я должен пройти беседу для преобразования. (Преобразование - это официальное название «промывания мозгов» инакомыслящим в Китае. Прим. ред.). Позднее я заметил, что тайная полиция, которая ранее неотступно следовала за мной, теперь сохраняла дистанцию. Я шел по улице и после того, как я свернул за угол, около шести или семи незнакомцев подошли ко мне. Внезапно я ощутил сильный удар по шее сзади и упал лицом на землю. Кто-то схватил меня за волосы и надел на мою голову черный капюшон.

Меня затолкали в фургон. Хотя я не мог видеть, мне казалось, что в пространстве посередине было две скамейки. Меня положили на пол в пространстве посередине. Моя голова лежала прижатая чьим-то ботинком на правой щеке. Много рук начали меня одновременно обыскивать. Брючный ремень был снят, и им мне связали руки за спиной. По меньшей мере, четверо наступили на меня, прижимая к полу.

Примерно через 40 минут меня выволокли из машины. Брюки сползли до колен и меня затащили в комнату. До этого момента никто не произнес ни слова. Капюшон сняли с моей головы и присутствующие стали обрушивать на меня нецензурные ругательства и избивать меня. «**, сегодня пришел день твоей смерти. Ребята, преподайте ему сегодня суровый урок. Бейте до смерти».

Я не мог ничего слышать кроме звуков ударов и моего судорожного дыхания. Меня были так сильно, что всё тело начало бесконтрольно трясти. «Не надо притворяться!» - заорал парень, которого, как я позднее узнал, звали Ван. Затем очень сильный и высокий мужчина (1,9 м) схватил меня за волосы и поднял с пола. После этого Ван начал жестоко бить меня по лицу: «**, ты не достоин носить черную одежду. Ты что мафиозный главарь? Снимите с него всю одежду».

Они стащили всю одежду, и я остался полностью раздетым. Ван закричал снова, кто-то ударил меня сзади по ногам и я упал на пол. Здоровяк продолжал тянуть за волосы, вынуждая меня поднять голову, чтобы видеть Вана. В этот момент я увидел, что в комнате было пять человек. Четверо из них держали электрические дубинки, один из них держал мой ремень. «Итак, слушай, Гао, единственное чего мы хотим - это сделать твою жизнь, хуже смерти. Скажу тебе правду, твое дело не только между нами и правительством. Посмотри на пол! На нем нет ни капли воды. Через некоторое время вода будет тебе по щиколотку, и ты узнаешь, откуда эта вода».

Когда Ван говорил это, по моему лицу и верхней части туловища были нанесены удары электрическими дубинками. Затем Ван сказал: «Давайте, ребята, преподадим ему второй урок!» Вслед за этим электрошокеры оказались на моем теле. И все мое тело, мое сердце, легкие и мускулы начались трястись в судорогах. Я корчился на полу от боли, пытаясь отползти. Затем Ван ударил по моим гениталиям. На мои мольбы остановиться они ответили лишь смехом и только усилили пытки.

Затем Ван с криками нанес втрое больше ударов электрической дубинкой по моим гениталиям. После нескольких часов пыток, у меня не осталось сил даже на то, чтобы умолять, не говоря уже о том, чтобы пытаться вырваться. Но я по-прежнему оставался в сознании. Я ощущал, что мое тело сильно дергалось при прикосновении дубинки. Я отчетливо ощущал брызги какой-то воды на моих руках и ногах, когда я дергался. Потом я понял, что это был мой пот. И я понял, что Ван подразумевал под водой.

Похоже, что пытавшие устали сами. Трое из них покинули комнату. «Мы придем позже, чтобы преподать тебе следующий урок», - сказал Ван. Двое остались в комнате, поставили в середине комнаты стул, втащили и посадили меня на него. У одного из них вор рту было пять сигарет. Один мужчина стоял позади меня, а человек с сигаретами - передо мной. Человек сзади схватил меня за волосы и наклонил мою голову вниз. Второй направлял дымящиеся сигареты на меня, чтобы наполнить мои ноздри и глаза дымом. Они проделывали это непрерывно. Через некоторое время я не мог ощущать ничего, кроме слез, капающих на мои ноги. Это продолжалось около двух часов.

Затем другие заменили предыдущих двух. Мои глаза ничего не видели, потому что они распухли и закрылись. Они заговорили: «Гао, ты по-прежнему можешь слышать? Скажу тебе правду, эти ребята эксперты по раскалыванию членов мафии. Это серьезные ребята. Они были отобраны властями для этой цели. Ты слышишь, кто я? Мое имя Цзян. Я следил за тобой в Сяцзяне после того, как тебя выпустили в прошлом году». «Ты тот самый человек из г. Пэнлай в Шаньдуне?» - спросил я.

«Да, твоя память по-прежнему крепка. Я сказал тебе, что рано или поздно ты вернешься. Когда я увидел, как ты ведешь себя в Сяцзяне, я знал, что ты вернешься. Ты смотрел свысока даже на нашу полицию. Разве мы не должны преподать тебе хороший урок? Ты написал то письмо американскому конгрессмену. Посмотри на себя, предатель. Что тебе мог дать твой американский лорд? Американский Конгресс ничего не значит. Здесь Китай, и здесь территория компартии. Забрать твою жизнь проще, чем наступить на муравья. Если ты осмелишься продолжать писать свои дурацкие статьи, правительству придется проявить свое отношение. Сегодня вечером ты видишь, каково это отношение?» - Цзян говорил не торопясь.

Я спросил: «Как вы осмеливаетесь избивать гражданина Китая и использовать мафиозные методы в отношении китайских налогоплательщиков?»

«Ты объект для избиения, и в своем сердце тебе это отлично известно. Налогоплательщик ничего не значит в Китае. Не надо использовать этот термин».

Когда он говорил это, кто-то еще вошел в комнату. Я узнал голос Вана: «Не надо разговаривать с ним словами. Дай ему реальную вещь. Мы приготовили для тебя 12 уроков. Вчера вечером мы закончили всего лишь три. Твоему главному начальнику не нравится говорить, поэтому далее тебе придется наблюдать за тем, как ты будешь есть свое собственное д***** и пить свою мочу. Дубинка прикоснется к твоим половым органам. Разве ты не говорил о пытках со стороны компартии? Поэтому сейчас мы преподадим тебе понятный урок. Да, ты прав, мы пытаем последователей Фалуньгун. Все правильно. Эти 12 уроков, которые мы намерены тебе преподать, были опробованы на Фалуньгун. Я не боюсь, что ты продолжишь писать. Мы можем пытать тебя до смерти, и твое тело даже не будет найдено. Ты вонючий пришелец (в смысле, родом не из Пекина)! Чем ты себя возомнил, находясь здесь?»

В следующие часы пыток я несколько раз падал в обморок из-за отсутствия воды, пищи и сильного потовыделения. Я лежал раздетым на холодном полу. Несколько раз я чувствовал, что кто-то приходил, открывал мои глаза и светил фонариком, чтобы проверить, жив ли я еще. Когда я пришел в себя, то ощутил сильный запах мочи. Мое лицо, нос и волосы были заполнены этим запахом. Очевидно, что кто-то, не знаю, кто и когда, помочился на мое лицо и голову.

Пытки продолжались до полудня третьего дня. Я не знаю, где я взял силы вытерпеть. Каким-то образом мне удалось вырваться из их хватки, и я начал биться головой о стол. Я кричал имена моих двух детей (Тяньюй и Гэгэ) и пытался убить себя. Но моя попытка оказалась не удачной и я благодарю Всемогущего Бога за это. Это Он меня спас. Я действительно ощутил, что Бог вывел меня из этого состояния и подарил мне жизнь. Мои глаза кровоточили, вероятно, из-за моих ударов головой. Я упал на землю. Внезапно трое человек, сели на мое тело. Один из них был на моем лице. Они смеялись. Они сказали, что я хотел использовать свою смерть, чтобы напугать их. Они сказали, что видели это много раз. Затем они продолжили меня пытать до ночи. Я больше ничего не мог видеть. Но я по-прежнему мог слышать голоса моих мучителей. После ужина они собрались снова.

Один из них подошел и схватил меня за волосы: «Гао, ты голоден? Скажи нам правду».

Я сказал: «Да, я очень голоден».

«Ты хочешь есть? Говори правду!»

Я ответил: «Я хочу есть». В ответ по моему лицу было нанесено с десяток или больше ударов, и я снова упал на пол. Ботинок придавил мою грудь, и в мой подбородок был нанесен удар электрической дубинкой. Я кричал. Затем дубинка была помещена в мой рот.

«Давай, посмотрим, чем твой рот отличается от других. Ты хочешь есть? Ты сказал, что ты хочешь есть? Ты этого заслуживаешь?» Дубинка была в моем рту, но она не была задействована. Я не знал, что они собирались делать.

Ван сказал: «Гао, ты знаешь, почему мы не хотим калечить твой рот? Сегодня твои ребята хотят послушать, как ты будешь говорить всю ночь. Мы хотим, чтобы ты рассказал, какой ты бабник. Тебе не позволено говорить, что ты таковым не являешься. Тебе также не позволено говорить, что было всего несколько женщин. Не забудь ни одной детали. Ты не должен упускать ни одной детали. Наши ребята любят такое. Мы достаточно поспали и поели, пришло твое время говорить».

«Почему он не говорит? Бейте его, ребята!» - прокричал Ван. Меня начали избивать тремя электрическими дубинками. Я корчился, пытаясь увернуться, будучи по-прежнему раздетым. После более чем 10 минут меня снова начало трясти в судорогах.

Я умолял их: «У меня не было никаких интрижек. Это не то, что я не хочу об этом рассказывать». Я услышал, что мой голос дрожит.

«Ты дурак? Давайте опробуем дубинки на половых органах и посмотрим, заговоришь ли ты».

Два человека вытянули мои руки и придавили их к полу. Они использовали электрические дубинки для нанесения разрядов в мои гениталии. Я не могу подобрать слов, чтобы описать беспомощность, боль и отчаяние, которое я тогда почувствовал. На подобной стадии слова и эмоции не способны выразить. В конце концов, я сочинил истории, рассказав о романах, которые у меня были с четырьмя женщинами. После повторения пытки я должен был описать, как у меня был секс с каждой из этих женщин. Это продолжалось до рассвета следующего дня.

К этому моменту я был замучен настолько, что подписал описание рассказов о моих романах. «Если мы отправим это, то в течение полугода, ты превратишься в вонючее собачье д*****», - громко сказал Ван. (После того, как я был выпущен, я узнал, что на следующей день после пытки следователь по имени Сунь Хо рассказал моей жене «правду», которую они узнали, о моих романах. Моя жена ответила им, что это не их дело; она сказала: «Я все равно верю Гао»).

В течение многодневных пыток я часто терял сознание и не мог определить ход времени. Я не знаю, сколько времени прошло. Группа этих людей готовилась пытать меня снова. Однако вошел другой человек и сделал им выговор. Я мог слышать, что это был заместитель директора пекинского бюро общественной безопасности. Я ранее видел его несколько раз. Я думаю, что он был хорошим человеком. Но я не мог посмотреть на него, потому что мои глаза были по-прежнему опухшими. Все мое тело было искалечено до неузнаваемости. Казалось, он был рассержен из-за моего состояния. Он нашел доктора для меня. Он сказал, что был удивлен и потрясен. Он сказал: «Эта пытка не представляет коммунистическую партию».

Я спросил у него: «Кто приказал сделать все это?»

Он не ответил. Я попросил, чтобы меня отправили домой или хотя бы обратно в тюрьму. Он приказал купить одежды для меня, дал мне одеяло и еду. Он сказал, что сделает все возможное, чтобы я смог отправиться в тюрьму или домой.

После того, как он ушел, Ван начал кричать на меня: «Гао, ты уже мечтаешь о том, чтобы отправиться в тюрьму? Нет, это было бы слишком легко. У тебя нет никаких шансов на это, пока КПК (компартия Китая) у власти. Даже и не думай об этом!»

В эту же ночь меня перевезли в другое место, но я не знаю куда, поскольку на мою голову снова был надет черный капюшон. Меня пытали там, в течение еще 10 дней. Затем мне снова надели капюшон, и я оказался в фургоне. Моя голова была зажата между моих ног, и я должен был оставаться в таком положении больше часа. Это мучение было сильнее, чем я мог выносить, и я хотел умереть.

Через час в другом месте капюшон был снят. Четверых из пяти моих бывших мучителей там не было. Но я увидел ту же группу тайной полиции, которая прежде следила за мной.

С этого момента физические пытки прекратились, но эмоциональные продолжались. Мне сказали, что начался 17-ый съезд компартии, и я должен ждать решения высших властей по моему делу.

За это время несколько чиновников посетили мою камеру. Их отношение было мягче, мне также позволили вымыть лицо и почистить зубы. Некоторые чиновники предлагали мне использовать мой литературные способности для очернения Фалуньгун, и за это я смогу получить все, что захочу.

Я ответил, что это не проблема техники написания статей, а этики. «Ну, тогда, - предложили они, - если это слишком трудно, тогда пиши статьи с похвалой в адрес правительства, и тогда ты сможешь иметь все, что захочешь». В конце они предложили: «Если ты будешь писать, то, что мы скажем, что с тобой обращались хорошо после тюрьмы, и что ты был одурачен Фалуньгун и Ху Цзя, дела пойдут хорошо. Иначе, как могут закончиться твои страдания? Подумай о своей жене и детях».

В обмен я написал статью, в которой говорилось, что правительство хорошо обращалось с моей семьей. Я написал открытое письмо в американский Конгресс и объяснил, что я был введен в заблуждение Фалуньгун и Ху Цзя.

Прежде чем отправить меня домой, меня перевезли в г. Сиань. Мне дали позвонить Гэн Хэ (моей жене). Во время праздника середины осени власти сказали, чтобы я позвонил своей жене и успокоил ее, потому что она протестовала и пыталась покончить с собой в результате обращения властей с нашей семьей. Содержание разговора было полностью составлено властями (позднее я узнал о том, что ответ моей жены также был составлен ими). Я по-прежнему не мог открыть один глаз, а поскольку разговор снимался, мне сказали, чтобы я объяснил, что это из-за раны, которую я сам себе нанес.

В середине ноября 2007 г., когда я вернулся домой, я узнал, что мой дом был снова тщательно обыскан без какого-либо документа или ордера на обыск. Во время этих более 50 дней пыток у меня было много странных ощущений. Например, иногда я слышал слово «смерть», а иногда «жизнь».

На 12-13-й день моего похищения, когда я смог частично открыть свои глаза, я увидел, что мое тело находилось в ужасающем состоянии. Ни единого квадратного сантиметра моей кожи не было в нормальном состоянии. Все тело было в синяках и повреждениях.

Каждый раз в течение этих 50 дней пыток, процесс «принятия пищи» был необычным. Когда я был на грани истощения, они показывали мне кусочек приготовленного на пару хлеба и предлагали его мне. Для того чтобы получить немного хлеба надо было спеть одну из трех знаменитых революционных песен компартии. Моим глубочайшим желанием было жить до тех пор, пока есть возможность. Моя смерть была бы мучительной для моей жены и детей, но в то же время я не хотел загрязнять мою душу. Однако в этой среде человеческое достоинство лишено силы. Если ты не будешь петь эти песни, ты будешь продолжать голодать, и они будут продолжать пытать тебя, поэтому я пел.

Однако когда они использовали ту же тактику для того, чтобы вынудить меня написать статьи с клеветой на Фалуньгун, я не сделал этого. Но я пошел на компромисс, написав заявление, в котором говорилось, что правительство не похищало и не пытало меня, и они хорошо обращались с моей семьей. Я подписал этот документ.

За эти более 50 дней пыток было совершено гораздо больше ужасающих дел, чем я рассказал здесь. Эти злодеяния не имеют прецедентов. Но они дают возможность ясно увидеть, насколько далеко готовы пойти лидеры КПК в совершении своих злобных преступлений против человечности, стремясь защитить свое единовластие! Это настолько грязные и отвратительные злодеяния, что я даже не хочу упоминать об этом здесь, и, возможно, никогда не расскажу об этом в будущем.

  • Сергей Савенков

    какой то “куцый” обзор… как будто спешили куда то